Невская равнина
Шрифт:
— Обозник, — сказал я, сам не зная почему.
— Ах даже так? — Капитан оживился. — Добросердечие к обозу в ущерб управлению действиями батальона?
Я возмутился:
— А вы не забываетесь, капитан? Повязка на рукаве еще не дает вам право развязывать язык.
Лейтенант с треском перекинул страницу, продолжая записывать. Но тут произошло неожиданное.
— Хватит, комбат, в кошки-мышки играть!
Осипов стоял, опираясь на руку вестового, — гневный, в полушубке нараспашку.
— Я комиссар батальона и сам за себя отвечу! Так и запишите, лейтенант. Что вы так уставились — я не привидение!
Посредники молча удалились.
— Накормленными ушли, — усмехнулся Осипов им вслед. — Это же для них хлеб — обнаружить нескладицу. А я своим превращением им целый каравай подкинул… «Обозник»! — тут же вспомнил Осипов. — А ловко ты меня оформил, маскировщик! — И он захохотал.
Подхватило и меня. Стоим и хохочем, глядя друг на друга, до слез насмеялись.
Пошли мы с комиссаром вперед, к маячившему за снежной целиной берегу. Ясное морозное небо, солнце… благодать! Но как подумаешь о том, что обозначает этот переход через Неву, — вскипаешь от протеста, а ноги словно чугуном наливаются…
Проворство проявляли только посредники. Явно заинтересованные в игре, они мелькали тут и там.
— Слушатели какой-нибудь эвакуированной академии, — заметил комиссар. — Как считаешь?
— Стажеры? Вполне вероятно, — согласился я. — Обстановка на Ленинградском фронте исключительно интересна для теоретических обобщений, будущих диссертаций.
Тяжелые раскаты стрельбы за спиной сотрясли воздух.
Комиссар взглянул на часы:
— Пообедали фрицы. Не откажешь им в пунктуальности.
Фашисты что ни день били из дальнобойных по Ижорскому заводу. На старинной плотине перед заводом мы установили сеть с лоскутками, окрашенными по сезону. Но маскировка не вводила в заблуждение вражеских артиллеристов. Все здесь было давно пристреляно, а корректировку с большой высоты вели самолеты, едва достижимые для наших зенитчиков.
Снаряды неслись в воздухе, пришепетывая, — звук, характерный для крупных калибров. Фашисты клали на завод, что называется, «чемоданы».
Стены цехов от обстрелов с каждым днем становились все ниже и ниже — даже те, крепостной толщи, что были сложены еще петровскими мастерами. Но странно — крыши, хотя и продырявленные, оставались крышами, только оседали. Создавалось впечатление, будто завод-гигант стремится уйти под землю, избавиться от издевательств современных варваров.
И все-таки завод хоть и по закоулкам, а действовал. Ремонтировал поврежденные в бою танки, артиллерийские орудия. Мы, саперы, получали на Ижорском броневые колпаки.
Комиссар вздохнул:
— Опять сейчас там кровь в цехах, а мы с тобой в игру играем…
Но внезапно артиллерийский залп ударил с нашей стороны. С острым свистом понеслись снаряды. Среди гостей — переполох. «Прекратите стрельбу! — раздались крики. — Отставить… Вы же по своим!..» Непривычным людям показалось, что огонь настильный и что снаряды вот-вот оборвут головы.
А я ликовал:
— Живем, комиссар? — Так стало легко на душе,
— Эге, живем! — И Осипов, приветствуя наших артиллеристов, помахал рукой в сторону берега. — Да здравствуют морячки!
Стреляли эсминцы. Стремительные и яростные по своей природе, эти боевые корабли, если можно так сказать, были «спешены», включены в полевые войска. Стояли они здесь, в верхнем течении Невы, и давали огонь по вызову с КП нашей армии. Сейчас эсминцы, видимо, в ответ на варварский обстрел завода произвели артиллерийский налет на пехотные позиции фашистов. А снаряд морской артиллерии — не шутка!
Случалось видеть эсминцы в разное время года — и всякий раз я огорчался сначала: «Пустынно на Неве. Ушли кораблики, покинули нас». Но протрешь глаза, и, как на загадочной картинке, по черточке складывается облик кораблей — одного, другого… Нет, не ушли, все с нами! Спасибо, верные друзья! И уже смеешься над собой, восхищенный изобретательностью моряков. Великолепный камуфляж! Встав у берега, эсминцы утратили свой суровый шаровый цвет, уместный в открытом море. Сделались как бы частью ландшафта, меняя по сезону окраску. Сейчас корабли стоят во льду. Кругом сугробы снега, и среди них эсминец — словно тоже сугроб… Искусство маскировки делало корабли для врага невидимками.
Крепко, видать, всыпали они в этот раз фашистам! Обстрел Ижорского прекратился.
Слух о прошедшей военной игре с быстротой степного пожара облетел войска. Воспринята игра была как репетиция отступления внутрь города и даже сдачи Ленинграда. Что тут поднялось… У Козик опустели койки, больные добровольно возвращались в роты. «Стояли насмерть и будем стоять! Не бывать врагу в Ленинграде!»
А тут подоспело радио — да какое. Немецкие фашисты, подбиравшиеся уже к Москве, биты! Легенда, родившаяся в поверженных странах Европы, что коричневые орды непобедимы, лопнула, треснула, растоптана советскими танками!..
Укрепился зимник через Ладожское озеро, и нам прибавили хлеба. Ликование вызвало появление в пайке квашеной капусты. Ели с наслаждением, открывая в этой более чем простой пище множество дотоле неведомых достоинств. К столу изголодавшихся это была целебная добавка.
Стала Ладога доставлять и другие продукты. Повеселели бойцы. Оживилась заглохшая было художественная самодеятельность. Завязались шефские отношения с городом. Тут потрудился член комсомольского бюро батальона сапер Болотников. Ополченец из учителей, Аркадий Львович умело подготовлял встречи. Дружба установилась со швейной фабрикой имени Володарского. Шефство было обоюдным: то к нам приезжала делегация работниц, то саперы во главе с комиссаром отправлялись на фабрику.
Однажды приглашение с фабрики озадачило бойцов: «Ждем вас в саперном снаряжении». Было это в канун Восьмого марта (1942), и бойцы изготовили для подарков всякого рода самоделки. Поехали, а потом с восторгом рассказывали, в какое грандиозное событие вылился этот женский праздник. На улицы и на площади вышло все население Ленинграда. Людям раздали лопаты, метлы, совки, кирки, ломы… Началась очистка города. Саперы работали бок о бок с «володарками». Не отставали и наши медички: Ольга Павловна Сергеева, Аля Калинкина, Мария Крупина-Смирнова, Нина Чебан, Днепровская, Дубовицкая.