Невыдуманные истории
Шрифт:
поводу?!? Но я сказала. Я сказала буквально следующее: «Я не знаю, где все остальное, честно».
Это была правда. Подполковнику ответ не понравился, и он потребовал документы. Все
закончилось хорошо, в паспорте не обнаружилось ни малейшего отношения к потерянным во
дворе частям тела. Но после этого случая звонки в дверь до полудня по выходным вызывают у
меня устойчивые ассоциации.
Я открыла (привычку спрашивать «Кто?» или смотреть в глазок родители так и не привили,
была странно одета. Малиновая шапка, зеленое пальто и почему-то синие сапоги. Я обычно
невнимательна к деталям, друзья обижаются, что не замечаю обновок. Но тут каждая вещь
кричала о своей самостоятельности, даже о независимости друг от друга. В композиции не
хватало только оранжевого шарфика.
— Доброе утро! — не сказала — взвизгнула женщина. У нее явно было отличное
настроение.
Я не стала хамить, в смысле отвечать на любезность. Точнее, не успела.
— Скажите, сколько человек будет голосовать в этой квартире?
Она улыбнулась как-то странно — голову склонила в один бок, а губы сдвинула в другой.
Потом занесла карандаш над тетрадкой в клеточку и… Вспомнился учитель истории, который
с упоением рассказывал о древнегреческих скульптурах: «Посмотрите на него! «Мальчик, вытаскивающий занозу» — он всем своим видом показывает сиюминутность происходящего, вот сейчас он достанет занозу и побежит дальше…»
Я обернулась, внимательно посмотрела на собственную дверь.
— В этой?
Не то чтобы я не поняла вопрос, просто плохо поняла, поэтому тянула время, чтобы
подумать.
— Да, в этой.
Она наклонилась так, что ее ухо находилось на одном уровне с моим дыханием, карандаш
уткнула в бумагу.
— Мы не будем тут голосовать.
Тетя мгновенно черкнула горизонтальную линию в тетради. Губы вернулись на место.
Я продолжила:
— Мы пойдем на участок.
Я не издевалась, просто говорила медленно. Потому что воскресенье, восемь утра. В конце
концов, она могла говорить о людях, которые должны голосовать на дому. Формулировать
надо точнее.
Не меняясь в лице, она с такой же скоростью зачеркнула горизонтальную линию напротив
номера моей квартиры и вернула губы на щеку, ближе к правому глазу.
— Вы меня не поняли. Я имела в виду, сколько людей имеют право голоса в этой квартире?
Я задумалась. Второй вопрос мне показался сложнее.
— В этой?
Она выровняла голову. И опустила руку с тетрадкой.
— Да, в этой. Вы здесь живете?
— Да.
— Странно. Вы не можете посчитать людей у себя дома?
Я обиделась. Конечно, я могу посчитать.
Медленно открылась соседняя дверь. Голова, которая высунулась из-за нее, напомнила
какой-то до боли знакомый мультик, она была лохматая, небритая, ей явно не нравился
дневной свет. Хриплым, но человеческим голосом она спросила: «Шо тут»?
Это был сосед Дима. Наверное, «любительница вопросов» позвонила сразу в обе квартиры. Я
обрадовалась, что у меня реакция лучше.
Женщина потеряла ко мне интерес и взвизгнула «Доброе утро!» в сторону Димы.
— Здрасьте, — ответил он.
— Молодой человек, скажите, пожалуйста, какое количество людей имеет право голоса в
вашей квартире и сколько человек двадцать шестого марта собирается принять участие в
выборах?
Ничего себе, думаю, дискриминация! Мне так односложными, плохо сформулированными
предложениями, а ему вот так сразу все и разжевала! А тамбур, между прочим, я открыла, вот.
— Шо-о?!
Диму, должно быть, потрясло количество слов. Зря я обижалась.
Он вышел в тамбур полностью. Под мультяшной головой была тонкая шея в вязаном
свитере и семейные трусы в полоску. Женщина шарахнулась, но не сдалась.
— Мужчина!
— Шо?
Она повторила спич слово в слово и замерла с выражением лица, полным надежды на
понимание. Дима обратился ко мне:
— Кто это?
Меня учили говорить правду.
— Не знаю.
Диму не учили быть вежливым.
— Что она сказала?
Я попыталась перевести с тетиного на Димин:
— Ты на выборы пойдешь?
— Сегодня?
— Нет, в воскресенье.
— А сегодня что?
— Воскресенье.
Пауза. Пазлик не складывался. Причем ни у меня, ни у соседа, ни у малиновой шапки. Что-то
было не так. Наверное, все-таки воскресенье. Женщина почувствовала себя лишней, но
заговорила снова. Теперь она сунула тетрадь под мышку и попыталась жестикулировать.
Дима водил глазами за кончиком карандаша, как на приеме у невропатолога.
— Молодые люди!
Вступила так, как будто секунду назад вошла. Она простила нам последние десять минут
легко, даже снисходительно как-то. Но один глаз таки перестал блестеть. Я заметила.
— Меня зовут Валентина Ивановна. Я (внимание!) произвожу мониторинг жителей этого
микрорайона…
Зря она сказала это. Я покосилась на Диму. Дима не любит незнакомых слов. Они его
раздражают. Когда-то я предложила ему работу мерчендайзера. Товарищ набирал на фирму, а