Невыдуманные рассказы о невероятном
Шрифт:
Уже за Иркутском или за Красноярском я поменялась с мужем полками. Даже в хорошем купе устаешь. Он остался внизу, а я легла на верхней полке. Погасили свет. Осталась только синяя лампочка. Знаете, в купе, когда гасят свет, зажигается ночник. Случайно я посмотрела вниз и не поверила своим глазам.
Лицо капитана было освещено синим светом и казалось таким же бледным, как тогда на снегу возле переправы.
Как же я его не узнала раньше? Ведь он совсем не изменился. То же еврейское лицо. Те же густые длинные черные ресницы, которые казались приклеенными. Непонятно, как я его не узнала сразу. Хотя, с другой
Сначала я обиделась, что он не узнал меня. Но, с другой стороны, как он мог узнать? Тогда я была в ватнике и в шапке-ушанке. Ни мужчина, ни женщина. А сейчас я была в красивом платье и вообще…
Утром мы сели завтракать. Как ни в чем не бывало, я его спросила:
– Вы гостили у отца в Улан-Баторе?
И он, и муж с удивлением посмотрели на меня.
– Откуда вы знаете?
Действительно, откуда я знаю? Он ведь не рассказывал, где живет его отец. Вместо того, чтобы ответить, я спросила:
– А где ваша мама и три сестры?
Он поставил стакан с чаем на столик, и я не знаю, сколько времени прошло, пока он выдавил из себя ответ:
– В Новосибирске. Они выйдут к поезду встречать меня. Но откуда вы знаете?
Муж тоже не переставал удивляться.
– Я многое знаю, – сказала я. – Хотите, я даже точно скажу, куда вы ранены. Но больше того, я знаю, что вы ранены в танке совсем рядом с переправой через Волгу, что это было в ноябре 1942 года.
Мужчины молча смотрели на меня. Даже сынок перестал баловаться. А я продолжала, как ни в чем не бывало:
– И еще я знаю, что вы еврей. Правда, это нетрудно заметить. Но вы числитесь русским, и фамилия у вас русская. Алферов, если я не ошибаюсь.
Потом мне надоело дурачиться и я его спросила:
– Саша, а кто вас вытащил из танка?
Вам надо было увидеть, что с ним стало. Он долго рассматривал меня, а потом неуверенно спросил:
– Вы?
Я не успела ответить, как он схватил меня на руки. Это при моем весе. И в тесном купе. Нет, муж не ревновал. Он ведь тоже воевал. Он представил себе, что было, хотя я ему никогда не рассказывала об этом случае. Если бы я ему рассказала обо всех спасенных мною, у нас не было бы времени говорить о других вещах.
Я вам не буду морочить голову, описывая все эти сутки до Новосибирска. Но что было в Новосибирске, даже самый большой писатель не мог бы описать.
Сашина мама и три сестры встретили его на перроне. Он насильно, вывел меня из вагона. За нами вышел мой муж с ребенком. Мама, очень красивая женщина, я уже это вам говорила, бросилась обнимать сына. Но он ее остановил и сказал:
– Сначала обнимите ее. Это та самая девушка, которая вытащила меня из танка.
Вы можете себе представить, что тут было? Поезд стоял только тридцать минут. Но они успели принести столько вкусных вещей, что до самой Москвы мы не успели всего скушать. В Москве у нас была пересадка.
Мы понемногу переписывались. В основном посылали друг другу поздравления к праздникам.
Да, я забыла вам сказать, что на вокзале в Новосибирске мы познакомились с еще одним членом семьи. Старшая дочка как раз вышла замуж за симпатичного
…Конечно, вы правы. Именно поэтому мы уже восемнадцать лет в Израиле, а сменившие фамилии только сейчас почувствовали, что бьют не по фамилиям, а по морде. Нет, муж младшей сестры не сменил фамилии. Он Соколов. Но какое это имеет значение, если он Вячеслав Израилевич?
Короче, так мы переписывались до тех пор, пока получили вызов из Израиля. Я написала Саше – Алферову, значит, – что мы уезжаем в Израиль. Жаль, что я не сохранила его ответ. Он написал, что только чувство постоянной благодарности мешает ему обвинить нас в предательстве.
Мы приехали в Израиль. Знаете, как на первых порах. Я таки устроилась сестрой. Но в операционной для меня не находилось места. Нет, я ничего не говорю. Конечно, меня, в конце концов, оценили, и до самой пенсии я была старшей операционной сестрой. Но на первых порах… С чего вы взяли, что я жалуюсь? Я просто рассказываю.
Потом умер муж. Мы не знали, что у него больное сердце до тех пор, пока наш сын не отколол этот номер. Вы не знаете? Как это вы такое не знаете?
Во время войны Судного дня он захотел пойти в боевую часть. Но он единственный сын – и его не брали без разрешения родителей. Он нам устраивал "темную жизнь". Вы, мол, воевали за чужую землю, а мне не разрешаете защищать свою родную страну.
Мы возражали, что, если бы мы не разгромили фашистов, евреи бы не уцелели, и не возникло бы государство Израиль. Но дело не в этом. Пришлось написать разрешение. Сын, слава Богу, вернулся невредимым.
Но я отвлеклась от Алферовых. Восемнадцать лет от них не было ни слуху, ни духу. И вдруг я получила письмо от Саши. Он каким-то образом узнал мой адрес. И что он пишет? "Вы меня вытащили из танка, вытащите меня еще раз". Он прислал данные на всю "мишпуху". Тридцать восемь человек!
Сначала я разозлилась и хотела ему напомнить, как в знак благодарности он назвал нас предателями. Потом… Вы знаете, я закрыла глаза и вдруг увидела, как приподнимается и опускается люк на башне танка. Вот так – приподнимается и опускается. И надо вытащить как можно быстрее. Пока танк не взорвался.
Короче, через неделю они приезжают. Все тридцать восемь человек.
1989 г.
Лейтенант Маурисио Морано подошел к двери в тот момент, когда лифт спускался с верхнего этажа. Маурисио впервые гостил у родителей в этом роскошном доме. Вселяться в него начали около месяца назад. Апартаменты были дорогими даже для очень богатых людей. Каждый состоял из пятнадцати-семнадцати просторных комнат и занимал весь этаж. Их верхний сосед к тому же владел крышей, на которой вокруг бассейна разбили экзотический сад.