Невыносимая жестокость

Лауриа Ф. Дж.

Особой уверенности в его голосе не было. Ригли прекрасно понимал, что вряд ли можно твердо решить, есть кто-то в доме или нет, наскоро оглядев лишь холл у парадного входа.

Подождав, пока глаза чуть привыкнут к темноте, они перебрались во внушительных размеров гостиную. Здесь они опять остановились и стали молча прислушиваться к окружающей их тишине, больше всего опасаясь услышать какие-нибудь пугающие звуки — например, стремительно приближающееся собачье рычание.

— Похоже, и здесь никого, — прошептал Ригли.

Майлс потряс перед его лицом аэрозольным баллончиком и напомнил:

— Не уверен, что Мэрилин взяла ротвейлеров с собой.

— Черт!

Ротвейлеры! — с ужасом прошептал Ригли, осознавая, что в его полусогнутом положении будет особенно трудно убегать от собак или отбиваться от них, если до этого дойдет дело.

Пройдя через гостиную. Майлс показал Ригли на две смотревшие друг на друга двери.

— Столовая, — прошептал он, махнув рукой влево. — Посмотри там. А я пока обыщу кухню.

Майлс приступил к исполнению своего плана раньше, чем Ригли успел его опротестовать.

«Ему хорошо, — недовольно подумал Ригли, — он-то здесь дома. А мне каково?» Впрочем, он решил не спорить с Майлсом, чтобы во время проведения операции не подвергать сомнению принцип единоначалия. Все так же в полусогнутом положении он направился в столовую.

В этой большой комнате оказалось чуть светлее. Сюда проникал слабый отблеск фонарей с улицы. Ригли даже порадовался тому, что в своем скрюченном состоянии не будет нарушать маскировку, мелькая на фоне окна. «Впрочем, сгибайся — не сгибайся, но если меня по запаху вычислят собаки, мало мне не покажется». С этими грустными мыслями Ригли двинулся в обход обеденного стола с баллончиком, зажатым в кулаке.

«Здесь пусто, пусто, здесь никого нет», — убеждал себя Ригли, но что-то ему подсказывало, что он лишь выдает желаемое за действительное. Поняв, что прятаться от собственных мыслей бесполезно, он решил все спокойно обдумать и честно признаться себе пусть даже в самых неприятных выводах. С тех пор, как Майлс закончил говорить с Мэрилин по телефону, прошло не больше десяти минут. Во время разговора она была здесь, в доме. Что она могла сделать, повесив трубку? На полную дуру, которая купилась бы на басни Майлса о буром медведе и трудностях с вызовом аварийной службы, Мэрилин вовсе не походила. Что же в таком случае она могла предпринять? Возможные ответы на этот вопрос совсем не порадовали Ригли. Она могла вызвать полицию; она могла затаиться где-нибудь с оружием; а ротвейлеры могут быть где угодно, хоть вот прямо под этим столом. С такими невеселыми мыслями он продолжил обход темного помещения, стараясь при этом не налетать на острые углы мебели, не опрокидывать попадающиеся на пути стулья и избегать контактов с расставленными тут и там минами-ловушками в виде стеклянных и фарфоровых предметов.

Вдруг Ригли осознал, что окружавшая его тишина уже не была абсолютной. Какой-то звук нарушил ее, причем источник этого звука находился где-то совсем рядом.

К этому звуку добавился стук его собственного сердца, которое колотилось в ритме, делающем честь любому классному танцору-чечеточнику.

Во мраке Ригли никак не мог разобрать, откуда именно доносится этот звук. Не придумав ничего лучше, он все так же медленно обходил столовую по кругу, мысленно приказав себе удвоить бдительность. Затем, решив больше не искушать судьбу, развернулся и двинулся обратно по уже знакомой дороге.

Вспомнив про стул, коварно стоящий на пути, он сделал шаг в сторону.

В тот же миг ему в плечо уперлось что-то твердое.

Эффект от этого прикосновения

был сродни тому, какой производит большой острый нож, вонзаемый в перезрелый гранат. Ригли словно разорвало на куски, и лишь отчаянным усилием воли он собрал себя воедино — по всей видимости, для того, чтобы умереть на месте от страха. А умереть было от чего — в ту же минуту он почувствовал на своем лице чью-то руку. Страх и боль парализовали Ригли, не дав ему даже упасть на пол. Он судорожно поднял одеревеневшую руку с баллончиком, нажал на кнопку и закричал во весь голос.

Глава 20

Майлсу было не впервой появляться на собственной кухне в пижаме. Впрочем, обычно он включал свет. И, кроме того, у него не было причин опасаться злобных чужих собак. В общем, он решил не рисковать и, зайдя в кухню, остановился, чтобы прислушаться и убедиться, что его не ждут здесь какие-нибудь неприятности.

Все было тихо. Безмолвие нарушало только какое-то не то шуршание, не то шелест, словно где-то в другом конце дома ветер проникал в открытое окно. Майлс прикинул, не открыть ли холодильник, чтобы было больше света, но эта мысль показалась ему рискованной и не слишком рациональной: если кто-то следит за ним из темноты, то свет сделает Майлса отличной мишенью. А чтобы мгновенно оглядеть всю кухню, лучше уж включить верхний или боковой свет.

Но этот вариант также показался ему довольно безрассудным, и он решил действовать по науке. «О'кей, нужно разделить все помещение на сектора или квадраты», — подумал он, стараясь вспомнить фильм про учения спецназа, который смотрел когда-то по телевизору. Майлс начал планомерное исследование кухни с ближнего к нему правого угла, где стояла плита. Там никого не было. Затем он повернул налево и дошел до стены. Тоже пусто. «Отлично, осталось проверить всего каких-то девяносто процентов площади этого помещения», — подбодрил себя Майлс, двигаясь вперед в сплошной темноте.

Шуршащий звук стал громче. Он даже показался Майлсу смутно знакомым, но он никак не мог вспомнить, что это такое. Может, занавеска шелестит у открытой форточки или еще что-то. Он сделал еще один осторожный шаг вперед и снова прислушался. Теперь источник звука был где-то совсем рядом, прямо по курсу и как будто точно на расстоянии вытянутой руки, а похож этот звук был на… И тут Майлс с содроганием понял, что именно напоминает ему этот хриплый шелест.

Он инстинктивно попятился и уткнулся плечом в распашную, открывающуюся в обе стороны дверь между кухней и столовой — вроде тех, через которые обычно вылетают из салунов на улицу герои вестернов. Пнуть дверцу Майлс не рискнул, но попытался распахнуть, оперевшись на нее. Приоткрывшись дюймов на шесть, она уперлась во что-то мягкое.

Это мягкое не могло быть не чем иным, как человеком.

Не успев обернуться, чтобы выяснить, на кого же он все-таки наткнулся в темноте, он услышал исполненный ужаса крик:

— А-а-а-а-а-а-а-а!

— А-а-а-а-а-а-а-а! — подхватил Майлс и эффектным, почти боксерским движением выбросив вперед руку с баллончиком, оросил пространство вокруг себя облаком перцового спрея.

В ту же секунду и его собственные глаза заволокло жгучей пеленой. Понимая, что до тех пор, пока глаза горят от обжигающей боли, он не боец, Майлс принял решение спасаться бегством. Он проворно метнулся в сторону и вслепую наткнулся еще на одного человека.