Невыносимое счастье опера Волкова
Шрифт:
Двигаюсь в заданном мужчиной ритме и полной грудью вдыхаю запах его парфюма. Вкусный, волнующий, возбуждающий. Смотрю на его кадык и небритые щеки, выше взгляд поднять просто боюсь. Потеряюсь окончательно. Машинально пальчиками по его затылку вожу, я уже и забыла, каково это, когда в его руках. По своей воле и осознанно.
Я горю.
Не удержалась, думала, позаигрываю, подразню, ножкой коснусь и на этом остановлюсь. Куда там! Мне понравилось. Видеть, как его глаза загораются, как грудь начинает вздыматься все тяжелее, и губы смыкаются в упрямую
Я сама виновата.
Что я творю?
Что мы творим?
Это, как минимум, некрасиво перед Леонидом и этой его феечкой Ингой! Что о нас подумают? Волков не парится, ему плевать. Он смотрит неотрывно глаза в глаза и молчит. Напряженный, весь какой-то “колючий”. От него разряды тока исходят. Опасный, настоящий зверь. Зверь, в объятиях которого я превращаюсь в слабую, пушистую зайку. Могу кусаться, огрызаться, ругаться и вопить, когда между нами есть хотя бы расстояние вздоха. И теряю всю себя, всю спесь, когда он обнимает. Мне это не нравится, я это ненавижу, но я это не контролирую. Так было всегда.
– Волков, с каких поры ты т…
– Ты потрясающе выглядишь, Тони.
– Что?
– И пахнет от тебя чем-то…
– Дорогим?
– Родным, Кулагина. Давно забытым. Уютным.
Сердце делает кульбит. Сглатываю ком, вставший в горле. Рука на шее мужчины дрожит, царапнув его.
– Я не знаю, что тебе на это сказать.
– В коем-то веке ты растеряла все свое красноречие?
– Признаю, ты меня вогнал в ступор.
– Почему ты в молодости не носила платья? Они тебе дико идут.
Спрашивает и горячими пальцами по моей спине водит легонько. Ласкает, под бархатную ткань пробираясь. Еще больше заставляет поплыть. Зажмуриться хочется и не дышать.
– Ты серьезно? Мы сейчас будем об этом говорить…
– Почему бы и нет?
– Может, потому, что поезд уже ушел, Вик?
– Ушел ли?
– Это ты на что сейчас намекаешь?
– Ровным счетом ни на что.
Хмурюсь.
– Ты за неделю мне глаза в глаза и пары слов не сказал. По-моему, глупо даже теоретически поднимать подобную тему!
– А ты сказала?
Рука на моей пояснице напрягается.
– Ты мужчина и мог бы…
– Я работал. Всю неделю, возвращаясь домой только спать. Все свободные минуты сообщения тебе строчил. Просто потому, что хотелось почувствовать, что хоть так ты рядом, Кулагина! А ты в это время по завтракам с Лариным гоняла, охуенно, правда? Могла бы позвать меня выпить кофе, а не этого. Залетного.
Чего?! Да с чего мне вообще надо было тебя куда-то звать?! Поплыла, Антонина? Так вот, добро пожаловать в реал! В голове вихрем проносятся все услышанное. Какое этот гаденыш вообще имеет право выдвигать мне претензии, когда сам сидит в ресторане с другой бабой?!
– А работал ли, Волков?! Вон, оказывается, за неделю новую бабу себе нашел. То Лера, то Инга, дальше кто? Не перетрудился, товарищ майор?
– Не неси чушь!
– Сидит вон, сияет вся, довольная и счастливая. Нет, а что, удобно. Личная
– Дура ты.
Я фыркаю.
– Ничего нового. Очевидно, как всю жизнь дурой прожила, так дурой и помру!
– Ты же прекрасно поняла, какого хера я тут делаю со Столяровой. Давай, не прикидывайся, Кулагина, ты всегда была умной девочкой. Не разочаровывай меня.
Ты уже определись, мужлан. Дура или умная. Взгляд отвожу. Пальцы в замок на шее Вика сцепив, даже и не подумаю на это отвечать.
– Ну и? Что замолчала?
– Не получается у нас разговаривать. Когда мы молчим, есть хоть какой-то шанс друг друга не убить.
– Может, потому, что ты не хочешь даже попытаться поговорить?
– Я? Я не хочу? То есть снова я виновата? На кофе не позвала – моя вина. Поговорить не можем – тоже моя вина. Расстались – и тут моя вина! Кругом одна я виновата, а ты у нас святой! Нимб не давит?!
– Я хоть раз тебя в расставании упрекнул? – бровь свою густую дугой выгибает и смотрит. До самой души, сученыш, взглядом достает.
Мы, игнорируя мелодию, останавливаемся. Взглядами бодаемся.
Да, нам есть что друг другу сказать. Много за эти годы накопилось слов, вот только какой в них смысл? У меня нет никакого желания копаться в прошлом и уж тем более тащить его в настоящее. Наша встреча была ошибкой. И первая, и вторая, и даже день рождения – все это череда ошибок. Я не должна была кидать фото. Я не должна была отвечать ни на одно из его сообщения. Я… я понимаю, с ужасом, что где-то глубоко в сердце мне все еще больно. Будь я Тони, я бы уже давно рыдала от пустоты. Но Нина рыдать не умеет.
– Знаешь, спасибо, – отстраняюсь от Волкова, – натанцевалась.
Крутанувшись, беру курс в сторону столика, да Вик не дает. В последний момент за локоть ловит, на ухо шепчет:
– Я хочу снять с тебя это платье, Кулагина. Очень советую уехать тебе домой одной и на такси. Запереть все замки и забиться куда-нибудь в угол, потому что если я не пришел к тебе неделю назад, это не означает, что я не сделаю это сегодня. Я не железный, Тони…
Его шепот жаром опаляет ухо. Огненный шарик, спускаясь, обжигает горло до невозможности говорить. Провалившись в живот, щекочет изнутри и ухает в пятки, подкашивая ноги.
– У тебя есть с кого сегодня снимать платье, Волков, – голос дрогнул, но я нет. Выдергиваю руку и ухожу. Не оглядываясь. Слышу брошенное в спину:
– Я тебя понял.
Время тянется, как резина. Я бы с огромным удовольствием уже уехала из этого ресторана. Забыла бы этот вечер, как страшный сон. Но не могу.
Сижу, злюсь, в голове слова Вика кручу и начинаю заводиться еще больше. В разговоре за столом почти не участвую, зато каждое движение парочки напротив ловлю. Жадно. Дико. Напряженно. Они оба будто с цепи сорвались!