Невыносимый
Шрифт:
— Отвечай, — рычит он.
Моя голова снова оказывается прижата к металлической трубе, и я стону, когда его рот опять прижимается к моему. Я жду от него боли или чего–то такого, что вызовет новый поток слез, но часть меня желает узнать, станет ли он нежным. Но он не становится. Его зубы впиваются в мою верхнюю губу с достаточной силой, чтобы заставить мои ноги подкоситься. Бл*дь, эта боль… так приятна. Как я могу наслаждаться этим? Даже самую малость? Это еще раз подтверждает, насколько нестабилен мой разум.
— Я собираюсь тебя очень хорошо
Он отступает. Кровь медленно стекает по моим губам, а на его лице появляется выражение беспокойства, когда он рассматривает свою работу.
— Я ничего не скажу, пока ты не поцелуешь меня нормально.
Холод от лезвия ощущается над ключицей, заставляя подскочить мой пульс, а воздух поступать в легкие рывками. Не спеша, он движется в сторону плеча, скользя по нему и ускоряя мой сердечный ритм. Тупая сторона скальпеля проходится по моей коже, пока не смещается под бретельку платья. Мое тело сотрясает мелкая дрожь.
— Ох, рабыня. Ты не представляешь, что делаешь со мной, — кончик лезвия скользит по груди, едва прикасаясь, но я чувствую, как растет его беспокойство от вероятности того, что он повредит мою кожу. Пальцы дрожат, когда я осознаю его слова. Я не уверена, что появилась его хорошая часть, возможно, темная сторона все еще здесь.
Бретелька врезается в мое тело, когда он поддевает ее острой стороной и тянет на себя, дальше от моей груди. Мой рот открывается, пока я пытаюсь побороть неловкость.
— Скажите мне. Что я с тобой делаю?
Он поглаживает ткань лезвием вверх и вниз, но не разрезает ее, а только дразнит, как будто не собирается этого делать.
— Ты спросила неправильно, поэтому не получишь ответ, — от последующего за этими словами рывка, ткань оказывается свободной и начинает скользить по моим тугим соскам. Платье падает. Несмотря на то, что он может порезать кожу в любой момент, животная похоть на его лице заставляет мое тело оставаться в спокойствии, словно умоляя посмотреть, что он сделает дальше. Я хочу его независимо от того, правильно это или нет.
— Пожалуйста, скажи мне, Господин? — я понижаю голос и тембр, желая продемонстрировать ему свое уважение. — Я умираю от любопытства. Пожалуйста.
— Умираю… — его взгляд поднимается к моим глазам. — Тогда ты должна чувствовать себя как дома. — Господин рывком дергает платье вниз, полностью обнажая мои груди, и сжимает одну с достаточной силой. Он скользит лезвием по груди, все ниже по направлению к местечку, которое умоляет о внимании, и от этого между моих бедер становится влажно.
— Начнешь дышать глубже, и ты об этом пожалеешь.
Скальпель снова прижимается к моей коже острым концом, когда он сгибает запястье. Мои глаза закрываются, в то время как удовольствие смешивается с желанием убежать.
Когда он переворачивает лезвие и прижимает его тупой стороной, ослабляя нажим на чувствительный сосок, я не могу сдержать стон, который заполняет пространство между нами. Его глаза встречаются с моими, а уголки губ приподнимаются, образуя улыбку, которая так сексуальна, что я напоминаю себе, что нужно дышать.
— Я думаю, что мой скальпель нравится
— В некоторых случаях он мне нравится, — удается выдавить мне. Мой мозг возвращается к предыдущему вопросу. — Что я должна сделать для тебя, Господин?
Скажите мне хоть что–то. Что–нибудь. Я не уверена, почему знать это так важно для меня. Возможно, я стремлюсь быть той, кто исцелит такого скользкого типа. Того, кто проделывает со мной вещи, которыми я наслаждаюсь, но все же боюсь их. Я не знаю, существуют ли люди, которых невозможно спасти, но мне нужно увидеть другую его сторону, а не ту, что сейчас передо мной. Если в нем есть что–то хорошее, так же, как и плохое, то возможно… бл*дь, я пытаюсь найти причину, чтобы оправдать то, что чувствую.
Пиджак падает на пол, и он отступает назад. Господин вынимает запонки из петелек своей рубашки и складывает их на подносе, рядом с ножами, пилами и скальпелями. Когда полы его рубашки расходятся в стороны, мой взгляд падает прямо на надпись, сделанную мной.
— Почему бы тебе не рассказать мне, что ты делаешь со мной, рабыня? Почему я позволил тебе себя порезать?
Но я не могу отвести взгляд. Даже когда он расстегивает ремень и вытягивает его из петель, я зачарованно продолжаю смотреть на надпись, которая пересекает низ его живота.
— Помутнение рассудка? Возможно, ты хотел, чтобы я страдала от порезов, несмотря на то, что в этом случае тебе придется носить на себе то, чего ты не хочешь — мое имя. Не думаю, что ты бы сделал это, если бы я не согласилась.
Чары пропадают, когда он шагает вперед. Я едва могу сосредоточиться на его руке, которой он толкает мою голову и прижимает ее к столбу.
— Ты думаешь, мне нужно твое разрешение, чтобы сделать то, что хочу? — огонь опаляет мое плечо, заставляя резко втянуть в себя воздух. Мой разум призывает меня сопротивляться и бороться, чтобы попытаться сбежать. Рациональная же часть меня подсказывает, что если я пошевелюсь, то боль станет намного сильнее.
Вверх и вниз, а затем снова вверх и еще раз вниз. Порезы уже сказали мне то, что я не могу увидеть. Этот ублюдок вырезал на мне букву "м". Она вероятно в четыре раза меньше предыдущей, но тем не менее, она есть.
— Ты, сукин сын! — я сглатываю очередной комок в горле, и слезы затуманивают мое зрение.
Снова появляется эта улыбка.
— Моя мать была прекрасной, большое спасибо. Добрейшая душа. Ничего общего со мной или моим отцом.
Я вздрагиваю, его скальпель продолжает вызывать опасения. Он прижимает его плоскую сторону к порезу, скользя острием по краю. Я украдкой наблюдаю, как он размазывает кровь. Под его руководством лезвие перемещается, оставляя за собой влажную дорожку, ведущую к моей шее.