New-Пигмалионъ

Лебедев Andrew

Чего казалось бы проще? Девочки из рекламной службы коммерческого директора приносят диск-жокею расписание рекламных окон каждого часа эфира. Там черным по белому написано время рекламного окна и последовательность рекламных роликов.

Диск жокею надо и всего-то, как только приготовить все "картриджи" с роликами, засунуть их в "картридж-плейеры", предварительно проверив картриджи – перемотана ли в них пленка на начальную метку, и потом как начнется рекламное окно, проиграть джингл и по очереди запустить все шесть или восемь картриджей с рекламными

клипами… Как просто! Но мы и это разучились делать!

Ксютов с исполненным укоризны пафосом оглядел присутствующих.

– Оля умудрилась перепутать окно четырнадцать-пятнадцать и проиграла его дважды, в четырнадцать тридцать и четырнадцать сорок пять, покуда возмущенные клиенты не стали звонить коммерческому директору и девочки из рекламной службы не прибежали в студию и не настучали Оле по башке.

– Слушайте, у вас здесь все так сложно, – шепнула Агаша сидевшему рядом Мирскому, – я ни за что не смогу разобраться.

– Да, пустяки, – шепнул Агаше Мирский, – все дело в том, что сломался программный компьютер и пришлось гнать программу вручную, по старинке, музыку с си-дишек, а рекламу с картриджей, а так то в нормальные дни все с компьютера, все с жесткого диска в эфир идет.

– И потом, – откашлявшись, продолжил Ксютов, – Рита, ты почему между семнадцатью и восемнадцатью выругалась в эфире?

– Кто? Я? – изумилась девушка, сидевшая напротив Агаши.

– Да ты, – подтвердил Ксютов.

– Как я выругалась?

– Ты после Димы Билана, перед Шакирой сказала, что Шакира блядь.

– Что? – задохнулась от возмущения диск-жокей Рита, – не говорила я такого.

– Ну, что голословно, давай контрольную запись эфира послушаем, – сказал Ксютов,

– Сережа, найди нам пятничный эфир семнадцать часов, Ритин эфир…

Мирский поднялся со стула, подошел к компьютеру, сделал несколько манипуляций мышью. В комнате, репродуцируемые через колонки, подвешенные под потолком, послышались звуки музыки. Потом звуки музыки сменились звонким девичьим голоском.

– Вот здесь, ага, погромче сделай, – скомандовал Ксютов. … А мужскую компанию на нашем эфире будет разбавлять Шакира, – проговорил звонкий девичий голосок.

– Ну вот, – сказала Рита, – не блять Шакира, а раз-ба-влять Шакира, ты слушал не ухом, а брюхом.

– М-м-мда, – промямлил Ксютов.

– Оговорили, гады, – пожаловалась обиженная Рита, – и кто-то ведь донес, черная душа.

– Ты не пугайся, – после того, как совещание окончилось, сказал Мирский Агаше, – всю программу буду вести я, я буду и фишки на пульте двигать, и музыку гнать, и за рекламные окна отвечать, а ты будешь только говорить, когда я тебе мигну или свистну.

2.

У Дюрыгина с главным получился очень хороший разговор по-душам.

Редко такие продуктивные и откровенные разговоры у них выходили, а тут повод хороший случился.

У главного сын родился.

У него с первой женой двое уже было, парню, Дюрыгин его несколько раз видел здесь на телевидении, парню уже лет восемнадцать, он

на журфаке в МГУ учился, и девочке пятнадцать. А вот новая, молодая жена главного только-только родила.

Михаил Викторович, как и подобает счастливому отцу, узнав новость – ему еще утром, Вт девять часов позвонили из роддома, первую половину рабочего дня провел в эйфорическом настрое.

Презрев английские правила, каждому посетителю предлагал виски и коньяк, и вообще перешел потом из кабинета в переговорную, где позволил себе немного больше нормы.

Дюрыгин оказался как раз кстати.

Михаил Викторович любил выпивать с симпатичными ему людьми.

– За ножки, – поднимая стакан с коричнево-оранжевым виски, сказал Дюрыгин.

– За нашу работу, – алаверды ответил главный, – потому как если не будет хорошей работы, не пойдут и эти ножки.

– Слушай, Миша, – сказал Дюрыгин, переводя разговор в выгодное ему русло, – если уж о работе, давай обсудим моё шоу, у меня есть несколько интересных идей.

– Ты же хотел достать ведущую класса Ирмы Вальберс, – вскинув брови, отреагировал Михаил Викторович, – что? Достал уже?

– Нет, не достал, – ответил Дюрыгин, ставя стакан на стеклянную столешницу, – но готовлю новый кадр из совершенно новых, и она, по моему, очень интересна, тебе бы стоило посмотреть.

– Валера, у нас ведь не испытательный полигон для прогона конкурсов на новую телеведущую, нам надо если выстреливать, то наверняка.

– Я понимаю, Миша, дорогой мой, я все понимаю, но на мой чуткий нюх, это будет именно то, чего хочет наш среднестатистический зритель.

– Во как! – изумился главный, – ты уже за медиа-группу Гэллапа меришь аудиторию ?

– У меня нюх, Миша, – ответил Дюрыгин, – и он меня еще никогда не подводил.

– Интуиция? – уточнил Михаил Викторович – Назовем его интуицией, – согласился Дюрыгин, – мой нюх на такое название не обидится. Но дело не в этом. Дело в том, что уже заранее, то что мы, будь то моё шоу, план которого я предлагал тебе еще месяц назад, или шоу Зарайского с Ирмой Вальберс, это уже заранее, еще до выхода в эфир, априори морально устаревшие шоу, которые устарели еще до выхода в эфир.

– Это как? – удивился главный.

– А так, что наши прежние шоу, что моё, что Зарайского, один хрен, базировались на основной площадке среднестатистического спроса и могли стратегически претендовать только на поддержание популярности канала, но отнюдь, не на прирост.

– Ага, понятно, говори, это интересно, – оживился главный.

– А самое главное, задачу прироста аудитории, эти шоу не решали.

– Ну, давай, давай, развивай тему, – Михаил Викторович нетерпеливо принялся подгонять Дюрыгина, – я тоже думал об этом, но мне интересны твои предложения – А я теперь думаю, – ободренный заинтересованностью шефа, Дюрыгин заговорил быстрее и уверенней, – а я думаю, что надо создавать такое шоу, которое не только поддержит популярность, отвечая потребе основной средней статистики, но и сыграет на привлечение латентных рекрутов в фанаты нашего канала, привлечет ранее не затрагиваемые нами слои зрительских масс.