NEXT 3. Маски сброшены
Шрифт:
— Виноват, но дело слишком важное и безотлагательное. Нет времени соблюдать требования этикета. Рассусоливать по пустякам.
— Что за сверхважное дело?
При общении с Санчо глаза Лавра излучают добрую насмешливость, с Федечкой — понимание, с будущей супругой — нежность. Сейчас взгляд потяжелел, налился свинцом. Будто приготовился выстрелить. В стародавние времена провинившиеся дружаны испуганно отступали, а лохи покорно отдавали свои кошельки и бумажники.
Вот и Мамыкин отшатнулся, побледнел, прижался
— Интересно, как вы догадались, что я — в квартире? Ведь ни звука не издавал, дышал через раз...
Лавр не улыбнулся. Даже не пошевелился.
— Чутье. Волчье. И реакции еще сохранились. Тоже волчьи.
— Завидные качества в наше скорбное время, — подхалимисто «лизнул» Мамыкин опасного собеседника. — Мне бы такие...
— В любое время завидные! — отрезал Лавр. — Хотелось бы узнать прияину вашего появления в моей квартире. Вы даже не представились.
— Еще раз виноват. Меня зовут Григорием Матвеевичем. Можно просто Гриша. Полуофициально — Григорий Мамыкин. Предприниматель-середнячок из богом забытого городка Окимовска. Вам это название о чем-то говорит?
Лавр вспомнил довольно острый разговор с Федечкой по поводу его опасных прожектов, связанных с консервным заводом. Не зря тогда Лавр предупреждал сына о том, что любой передел собственности связан с кровавыми разборками.
Похоже, он был прав. Одно только появление в его квартире окимовского «предпринимателя» говорит о многом. Не просто говорит — кричит.
Маму он знал по прежним временам. Тогда разворотливый пахан не брезговал ощипывать подельников, брать на понт вышестоящих паханов. За что и попал однажды под молотки — был зверски избит.
Значит, сейчас он заворачивает Окимовском? Малоприятная новость!
— Так, ерунда. Сын что-то намерен затеять. Молодые всегда бегут впереди паровоза. Энергия бьет ключом, толкает в спину... До свиданья!
Не приглашая нежеланного визитера, Лавр прошел в столовую. Не без удовольствия оглядел огромный финский стол, мягкие стулья. Молодец, Оленька, все делает с понятием! Напоминая о ремонте, возле двери стоят две табуретки, заляпанные раствором и краской.
Мамыкин не ушел — последовал за хозяиным.
— Значит, сын? Завидую я вам, Федор Павлович. Я потерял своего мальчика в войну. Был сын и — не стало. Зачем? Кому нужно? Горько и обидно.
Лавр по натуре не был доверчивым, все сказанное малознакомыми людьми пропускал через мелкие ячейки сит, проверял «на зубок». Но на этот раз вид искренне страдающего отца вызвал в нем чувство жалости.
— Присаживайтесь, Григорий Матвеевич. Только смотрите, чтобы на табурете не было свежей краски.
Мамыкин предпочел более безопасный стул.
— Спасибо. У меня и без того образ жизни сидячий, можно и постоять. Но раз
Лавр насторожился, Жалость сменилась подозрительностью. О каких «горячих» ребятах говорит этот «предприниматель», больше похожий на заурядного бандита, кого он имеет ввиду? Неужели — острый намек на Федечку?
— Давайте поконкретней. Не люблю, когда хитрят, рисуют круги на воде.
— До чего же вы правы, уважаемый Федор Павлович! — восхитился Мамыкин. — Хотите напрямую? Согласен... Если не ошибаюсь, вы не имеете касательства к планам своего излишне активного сыночка?
Лавр выразительно поморщился. Потеплевший взгляд снова налилися свинцом.
— Странно вы говорите. Не поймешь — Островский либо Лесков. Слишком округло получается. Типа только-что упомянутых кругов на воде. Признаюсь, настораживает.
— И меня тоже настораживают необдуманные планы вашего сына. Которые идут поперек моих.
— Это Федечка — поперек? Мальчишка только-что вылезший из пеленок и маститый бизнесмен. Как-то не верится.
— Всякое бывает. К тому же, неизвестно — только ли он сам или кто с ним. Либо — за его спиной. Вы потребовали откровенности — получите ее. Я тоже человек прямой, вот прямо пришел к вам и так же прямо предупреждаю. Не надо меня трогать, Федор Павлович. Одно только желание вмешаться может обернуться немалой неприятностью, а уж реальные шаги — трагедией. Надеюсь, нет нужды расшифровывать?
Хозяин и Окимовска и консервного завода поднялся со стула. Лавр подошел к нему. Так близко, что дыхание обоих перемешалось. Жаль, нет в кармане волыны, подумал отставной авторитет, влепил бы в лоб фрайеру пулю — решение всех проблем, сегодняшних и будущих.
— Гриша... Григорий Мамыкин... Если не изменяет память, погоняло «Мама»... Похоже, ты меня пугаешь?
— Ни в коем разе! Просто расчитываю на понимание взрослого, умудренного жизнью человека. Ребенок-то у тебя один. А я знаю, что такое потерять единственного сына...
— А вот это уж ты сказал напрасно... Ох, зря...
Мамыкин скривил физиономию. Конечно, он не надеялся ни на испуг отца, ни на понимание. Элементарное предупреждение: иду на вы, угроза расправы.
— Примитивный расклад. Или-или. Простая арифметика никогда не бывает зряшной. Ты знаешь Маму, я — Лавра. Отсюда и нужно танцевать. Как от печки.
— Танцульки еще впереди. Так вот по этой твоей арифметике, по раскладу... Если я до сегодняшнего времени был в стороне, то теперь пригляжусь. Внимательно пригляжусь, Мама, что там у тебя происходит в богом забытом городке. Ты меня знаешь, зря никогда не говорю. Давно уже мне пальчиком никто не делал, я такие вещи не прощаю. А уж те, кто угрожал, мирно покоятся на кладбищах.