Нейлоновая шубка
Шрифт:
болгарского,
венгерского,
греческого,
дунганского и так далее до конца алфавита.
Ни на одном из этих языков Себастьянов не говорил, не читал и не писал. Он о них понятия не имел. Впрочем, и русский он знал в объеме неполной средней школы. Переводчика-полиглота спасали подстрочники, версификаторские способности и непобедимое нахальство.
В редакциях его любили литературные консультанты. Несмотря на свои пятьдесят лет, Себастьянов разыгрывал этакого милого, добродушного, свойского рубаху-парня. Он был неизменно
Собратья по перу утверждали, что Себастьянов, подобно танку, обладает повышенной проходимостью. Он легко преодолевает все редакционные рвы, ежи и надолбы, выставленные против литературных дельцов.
Только один раз, из-за опечатки в подстрочнике, поэт влип в поганую историю. Он сдал в редакцию одного ведомственного журнала стихи с пометкой: «Перевод с веронезского».
Секретарь редакции поинтересовался, народ какой страны говорит на веронезском языке.
— А разве вы не знаете? — уклончиво ответил Себастьянов. — Веронезы испокон веков говорят на веронезском!
— В первый раз слышу! Возможно, здесь имеются в виду ирокезы? — сказал секретарь, припоминая, что в детстве он читал у Фенимора Купера про этих воинственных индейцев.
— Ирокезы совсем другое, — с апломбом сказал Себастьянов. — Ирокезы даже не этническая ветвь веронезов.
— А кто они?
— Как «кто»?
— Ну где живут ваши веронезы?
— Почему мои, — пытался отшутиться Себастьянов. — Они такие же мои, как и ваши.
— Не будем пререкаться, — сухо сказал секретарь.
«Подлецы переводчики, — тревожно подумал Себастьянов, — дали слепой подстрочник, и я, видно, сильно поднапутал».
— Так где же живут веронезы? — повторил свой вопрос дотошный секретарь, учуяв неладное!
— Известно где, — сказал Себастьянов, бросаясь со стометровой вышки в ледяную воду. — В Гондурасе живут. — И с отчаянием добавил: — И еще на островах Пасхи. Но там их осталось совсем мало. Испанские завоеватели их перебили. Вот сволочи!
Секретарь редакции не поверил в трагическую судьбу веронезов. Вопрос о них перешел в группу проверки. Группа связалась с географическим обществом, которое сообщило, что на земном шаре в последние тридцать миллионов лет веронезы не проживали.
Дело запахло скандалом. Прижатый к стене полиглот быстро превратил все в шутку и попросил редакцию извинить его за беззлобную мистификацию.
История с веронезами умерла в стенах журнала. Переводчик продолжал процветать, снабжая свою Киру Степановну необходимыми денежными знаками. Они тратились на поддержание семейного декорума и тряпичное оборудование поэтовой супруги.
Отправляясь в очередной рейд по магазинам, Кира Степановна брала с собой мужа. Он выполнял роль торгового советника и консультанта по модам, в которых разбирался лучше,
Себастьянов и Кира Степановна были своими людьми в комиссионном магазине.
На этот раз они пришли по телефонному звонку Матильды Семеновны.
— Какую мы вам штуку припасли — пальчики оближете! — сказал Веня-музыкант, извлекая из-под прилавка нейлоновую шубку.
— Боже, что за прелесть! — воскликнула супруга полиглота, не в силах сдержать красивых эмоций.
— Шик-модерн! — подбросила из своего угла Матильда Семеновна.
— Эпохальная шуба! — подтвердил Веня.
— В ней что-то есть, — согласился Себастьянов.
Вся ширококостная, приземистая фигура Киры Степановны с чуть кривыми массивными ногами дрожала от нетерпения. Ее и без того бегающие глазки шныряли по нейлону с таким вожделением, что психолог Веня тут же решил накинуть пару сотен.
Афанасий Корж остановился в дверях фанерного закутка как раз в тот момент, когда поэтова жена натягивала на свои могучие плечи серебристое чудо.
Сверхпрочный нейлон затрещал по всем швам.
— Снимай! — сказал Себастьянов. — Она тебе явно мала.
— А может быть, сойдется? — с надеждой спросила Кира Степановна, пытаясь запахнуть полу.
— Нет, уж лучше сними! — сказал муж, боясь как бы им не пришлось заплатить за испорченную вещь.
— А если расставить спинку? — чуть ли не со слезами сказала Кира Степановна.
Поэт опустился на одно колено, отвернул полу и авторитетно заявил:
— Нет запаса!
— Просто как с кожей сдираешь, — сказала вконец опечаленная Кира Степановна, снимая шубку. — Подумайте только, Матильдочка, как мне не везет. У нас есть свободные деньги. Муж получил гонорар за переводы с кара-калпакского, тувинского и языка хинди.
— Видно, не судьба! — сказал Веня и хотел было спрятать шубку под прилавок, как раздался голос Коржа:
— А ну-ка, друг, покажи эту вещь!
Веня-музыкант удивленно поднял голову. Занятый Кирой Степановной, он не заметил появление Коржа.
— Шубка вам не подойдет, — сказал Веня.
— Подойдет или не подойдет, это мне знать! — ответил Корж.
Веня оглядел фигуру Афанасия Коржа и по его чуть обуженному синему шевиотовому пиджаку, по широким брюкам, по затейливо вышитой гуцулке и, наконец, по буро-кирпичному загару, покрывавшему лицо, шею и руки, безошибочно определил в пришельце сельского жителя.
— Вы никак с периферии? — с мнимой дружелюбностью осведомился Веня.
— Из колхоза, — подтвердил Корж, все еще любуясь шубкой.
— Зачем же вам такое манто? — ехидно спросила Матильда Семеновна, подмигивая Себастьянову.
— Как зачем? Чтоб носить!
— Таких элегантных вещей деревня не носит!
— А что, по-вашему, она носит?
— Зипуны, поддевки, ватники.
— Полушалки, — вспомнил поэт.
— Ушкуйники, — добавила образованная Кира Степановна.
— А подойников там не носят? — спросил Корж.