Нейромантик
Шрифт:
Он вспомнил Тибу и Вейджа. Боссы выше определенного уровня начинают скрывать свою личную жизнь, Кейсу это было известно. Но у Вейджа все же были друзья, любовницы. И даже, по слухам, дети. Пустота, которую Кейс видел за Армитажем, была чем-то другим.
– Куда теперь? – спросил Кейс. – В какой климат?
– Климата там нет, только погода, – невозмутимо ответил Армитаж. – Вот. Прочитай эти брошюры.
Он бросил что-то на кофейный столик и встал.
– Как там Ривейра, с ним все в порядке? Его уже проверили? Где Финн?
– С Ривейрой все хорошо. Финн уже летит домой.
Армитаж улыбнулся,
– Не пытайся умничать. Эти маленькие капсулы уже начали потихоньку растворяться, и тебе никогда не узнать, сколько у тебя осталось времени.
Кейс сохранил спокойное выражение лица и заставил себя кивнуть.
Когда Армитаж ушел, Кейс взял одну из брошюр. Все они были красочно отпечатаны на дорогой бумаге и содержали текст на французском, турецком и английском.
ВОЛЬНАЯ СТОРОНА – ЗАЧЕМ ЖДАТЬ?
Для них уже было заказано четыре билета на рейс турецкой авиакомпании из аэропорта Эсилкои. В Париже предстояла пересадка на челнок японской авиакомпании. Кейс сидел в вестибюле стамбульского «Хилтона» и следил за тем, как Ривейра разглядывает поддельные обломки византийских древностей в стеклянной витрине магазинчика сувениров. Армитаж в наброшенном на плечи, на манер плащ-палатки, полувоенном пальто стоял на страже в дверях магазина.
Ривейра был стройным блондином со вкрадчивой речью, его английский лился свободно, без малейших признаков акцента. Молли сказала, что Ривейре тридцать, но по его внешности определить возраст было затруднительно. Молли также сказала, что Ривейра – абсолютный космополит, то есть не имеет никакого гражданства, и разъезжает с фальшивым датским паспортом. Родился он среди развалин, окольцовывающих оплавленный центр бывшего Бонна.
Три маленьких японских туриста, вежливо улыбнувшись Армитажу, суетливо проскользнули в магазинчик. Армитаж подчеркнуто быстро и недвусмысленно прошел к витрине и встал у Ривейры за спиной. Ривейра повернулся к нему и улыбнулся. Он был необыкновенно прекрасен; как решил для себя Кейс, внешность Ривейры тоже была делом рук хирургов Тибы. Тонкая и продуманная работа, ничего общего со смесью примитивной броскости поп-звезд – лицом Армитажа. Лоб Ривейры был высоким и гладким, серые глаза спокойными и холодными. Его нос производил впечатление некогда превосходно вылепленного, затем сломанного и несколько неуклюже поправленного. Четко очерченные челюсти и промелькивающая улыбка намекали на непреклонную мужественность облика. Зубы у Ривейры были мелкие, ровные и чрезвычайно белые. Со своего наблюдательного пункта Кейс видел белые пальцы Питера, выбивающие дробь над поддельными осколками древних скульптур.
Ривейра вел себя спокойно, совсем не так, как можно было бы ожидать от человека, на которого вчера вечером напали, усыпили выстрелом из иглострела, похитили, подвергли досмотру у Финна и заставили присоединиться к их компании под командованием Армитажа.
Кейс бросил взгляд на часы. Молли уже следовало вернуться из похода за наркотиками.
– Могу поспорить, что ты, сволочь, и сейчас под кайфом, – сказал он, обращаясь к вестибюлю
Седеющая итальянская матрона в белом кожаном смокинге опустила на нос очки с эмблемой «Порше» и строго посмотрела поверх них на Кейса. Кейс широко улыбнулся ей в ответ, поднялся с места и закинул сумку на плечо. Ему нужно было запастись в дорогу сигаретами. У него мелькнула мысль – разрешено ли вообще курить на японских челноках?
– Ну, пока, мадам, – сказал он даме, которая поспешно водрузила очки на прежнее место и отвернулась.
Сигареты продавались в магазинчике сувениров, но Кейсу не хотелось получить шанс вступить в разговор с Армитажем или Ривейрой. Он пересек вестибюль и в нише, в конце ряда телефонов-автоматов, нашел торговый автомат.
Кейс покопался в кармане, вытащил пригоршню местных монет и один за другим начал бросать в щель торгового автомата кружки из легкого сплава, бессознательно изумляясь анахронизму процесса. Телефон рядом с ним зазвонил.
Кейс машинально снял трубку.
– Да?
В трубке – мелодичные переключения на линии, слабые, почти неслышные голоса перекликаются в беспросветной дали, и звук, напоминающий шум ветра. Затем:
– Здравствуй, Кейс.
Монетка в пятьдесят лир выпала из его руки, звякнула о мраморный пол и закатилась под брюхо торгового автомата.
– Это Зимнее Безмолвие, Кейс. Пришло время нам поговорить.
Голос в трубке был синтезированным, компьютерным.
– Разве ты не хочешь поговорить со мной, Кейс?
Кейс повесил трубку.
Забыв о сигаретах, Кейс возвращался к своему креслу вдоль длинного ряда телефонов-автоматов. И каждый из них звонил, один раз, когда Кейс проходил мимо.
Часть третья
Полночь на рю Жюль Верн
8
Архипелаг.
Острова. Торы, веретена, кластеры – скопления герметичных шаров. Человеческая ДНК поднималась по гравитационному колодцу и расплывалась по космосу подобно каплям масла.
Задайте Вашему терминалу показать на мониторе плотность информационного обмена в архипелаге L-5. Один из сегментов зардеет красным – прямоугольный элемент, наиболее заметный из всего на экране.
Вольная сторона. Вольная Сторона – это много разных понятий, и не все они очевидны туристу, поднявшемуся и спустившемуся в челноке по колодцу. Вольная Сторона – это деловой и финансовый центр, дворец наслаждений и свободная экономическая зона, пограничный город и курорт. Вольная Сторона – это Лас-Вегас и висячие сады Вавилона, орбитальная Женева и родовой замок взращенного на научной основе рафинированного семейства, промышленного клана Тесье-Ашпул…
Следуя на турецком лайнере в Париж, они сидели все вместе в первом классе, Молли у окна, Кейс рядом с ней, Ривейра и Армитаж у прохода. Один раз, когда самолет совершал вираж над морем, Кейс увидел на месте греческого островного городка блеск драгоценностей. И один раз, протянув руку к своей выпивке, заметил, как в глубине его бурбона с водой промелькнуло что-то, напоминающее гигантский человеческий сперматозоид.
Молли наклонилась через Кейса и с маху ударила Ривейру по лицу, один раз.