Нейромантик
Шрифт:
Кейс уставился на лицо на экране.
– Мы?
– А кто же?
– Аэрол, – предложил Кейс, – пилот с «Вавилонского рокера», друг Малькольма.
– Нет. Это должен быть ты. Это должен быть кто-то, у кого есть связь с Молли и кто знает Ривейру. Малькольм – лишь для мускульной поддержки.
– Ты не забыл, что я здесь занимаюсь маленьким вторжением и как раз сейчас самый его разгар? Ты помнишь про это? Или ты хочешь вытащить меня отсюда для того…
– Кейс, послушай. Времени мало. Очень мало. Так что запоминай. Связь между твоей декой и «Блуждающими огнями» сейчас осуществляется через навигационную систему
– Ривейру убивать?
– Да, убей.
Кейс сидел и молча моргал, рассматривая лицо Финна. Потом почувствовал плечо ему легла рука Малькольма.
– Эй. Ты кой-чего забыл. – Кейс почувствовал, как в нем разгорается веселая злость. – Ты облажался. Вместе с Армитажем ты отправил к чертовой матери пульт управления захватами яхты. И «Ханива» держит нас крепко. Армитаж сжег вторую «Хосаку», а электронная оснастка компьютера яхты уплыла вместе с мостиком.
Финн кивнул.
– Так что мы сидим здесь как привязанные, приятель. А значит, ты в заднице, дружище.
Кейсу хотелось рассмеяться, но смех застрял у него в горле.
– Кейс, чувак, – тихо произнес Малькольм, – «Гарвей» – буксир.
– Вот именно. – Финн ободряюще улыбнулся.
– Что, развлекался в большом внешнем мире? – спросил у Кейса конструкт, едва тот вернулся в Матрицу. – Могу спорить, что тебя снова навестил Зимнее Безмолвие…
– Ага. Ты выиграл. Как «Куань» – в порядке?
– Шурует вовсю. Вирус-убийца.
– Отлично. У нас небольшая заминка, но мы над этим работаем.
– Может, расскажешь?
– Некогда.
– Ладно, мальчик, дело твое. Меня это не касается, мне смерть уже не грозит…
– Да пошел ты, – сказал Кейс и перескочил в симстим, оборвав на середине душескребительный смех Котелка.
– Она мечтала о стиле жизни, требующем минимального вмешательства со стороны сознания живого существа, – сказала Три-Джейн.
На своей сложенной чашкой ладони она держала большую камею и демонстрировала ее Молли. Вырезанный из камня профиль чрезвычайно напоминал саму Три-Джейн.
– Животное блаженство. Мне кажется, она смотрела на развитие человеческого разума как на нечто вроде отклонения от магистрального пути.
Три-Джейн взяла брошь в другую руку и принялась рассматривать ее сама, поворачивая так и эдак под разными углами и любуясь игрой лучей света на поверхности вещицы.
– И только в редчайших, самых решающих случаях допускалось индивидуальное осознанное вмешательство в течение жизни – и только вмешательство членов клана.
Молли кивнула.
Поступающие от Молли зрительные образы были неестественно яркими и четкими, гораздо более контрастными, чем при нормальных условиях. Казалось, окружающие ее предметы вибрируют, причем каждый одушевленный или неодушевленный объект – с индивидуальной и только ему присущей частотой. Ее руки, все еще заключенные в черный шар, лежали на коленях. Молли сидела в одном из шезлонгов, ее сломанная нога была вытянута вперед и покоилась на подушечке с верблюжьим ворсом. Напротив, в другом шезлонге и на другой подушечке, утопая в слишком большой для нее галабие из некрашеной шерсти, сидела Три-Джейн. Она казалась очень юной.
– Куда он ушел? – спросила Молли. – Принять очередную дозу?
Три-Джейн в глубине своей шерстяной хламиды пожала плечиком и отвела в сторону упавший на глаза локон темных волос.
– Он сказал мне, в какой момент я должна впустить тебя на виллу. Но не сказал зачем. Все должно было происходить в тайне. Ты хотела причинить нам вред?
Кейс почувствовал, что Молли растерялась.
– Я бы убила его. Я постаралась бы убить ниндзя. После этого я должна была поговорить с тобой.
– Но почему? – спросила Три-Джейн, убирая камею в один из карманов своей светлой галабии. – Зачем все это? И о чем ты хотела со мной поговорить?
Казалось, Молли изучает высокие, элегантно очерченные скулы, широкий рот, узкий ястребиный нос своей пленительницы. Глаза Три-Джейн были темными, удивительно непроницаемыми.
– Потому что я его ненавижу, – ответила наконец Молли. – Потому, что он такой, а я другая, и потому, что меня наняли для этого.
– И еще из-за того спектакля, – добавила Три-Джейн. – Я видела шоу.
Молли кивнула.
– А Хидео?
– Потому что он – само совершенство. Потому что такой, как он, однажды убил моего партнера.
Три-Джейн нахмурилась. Затем подняла брови.
– Мне нужно было видеть это своими глазами, – сказала Молли.
– И после этого мы должны были поговорить, ты и я? Как сейчас? – Темные и очень прямые волосы Три-Джейн были разделены посередине на прямой пробор, свободно убраны назад и лишь ниже шеи перевязаны. – Можем мы поговорить об этом сейчас?
– Сними с меня это, – попросила Молли, приподнимая скованные руки.
– Ты убила моего отца, – напомнила Три-Джейн, но в голосе ее не было никаких эмоций. – Я видела это на экране монитора. Глазами моей матери – так он называл их.
– Он убил марионетку. Похожую на тебя.
– Он питал склонность к широким жестам, – сказала Три-Джейн. Ривейра, излучающий наркотическое довольство, был уже рядом с ней, облаченный в тот самый серый арестантский костюм, в котором Кейс уже видел его во время завтрака на лужайке на крыше отеля.