Нейтральной полосы нет
Шрифт:
— Тетя Ира, — значительно проговорил он, — прошу, в смысле умоляю, не сватай мне интересных, с нутром девушек. — Гитара подтвердила сказанное решительными пассажами. — Я если женюсь, то на математичке.
— Новые номера к Октябрьской годовщине, — сердито сказала Ирина. — Что бы ты с ней стал делать?
— Да уж нашел бы что…
Гитара забормотала нечто певучее, и в эту минуту со двора в комнату шагнула Вика.
Никита сразу узнал ее и удивился. Вот уж не ждал, что эта Вика действительно может стать хорошенькой. То ли без формы она, то ли загар
Вика тоже смотрела на Никиту. И в ней закипела злость. Альбиноса она ему не простила и по гроб жизни не простит. И он-то сейчас ничем новым ее не поразил. Он гораздо хуже, обыкновеннее стал в этих пошлых штанах и расхристанной, до пупка рубахе.
«Так вот каковы, значит, вы на отдыхе? Вот где ваш истинный вкус? Хипповать, значит, вас потягивает?»
Вика сразу почувствовала себя цельнее и уверенней. К тому же за дверью ее дожидались — это тоже ей придавало вес.
— Это — Вика, это — Никита. Да вы знакомы, кажется? — торопливо представила их друг другу Ирина.
Ее обнадежило удивление Никиты. Ей не первый раз думалось, как было бы хорошо, если б Вика, попросту говоря, вышла замуж. Доведись что-нибудь, и девочка останется совершенно одна. Вика же хорошая…
А Вика со всем ядом, каким обладала, ответила, повернувшись к Ирине:
— Знакомы, Ирина Сергеевна! Только у меня не осталось светлого воспоминания об этом знакомстве. А сейчас я в отпуске. Мне не обязательно тянуться перед лейтенантом.
Ирина так растерялась, что Никите стало ее жалко. Едва оживление покинуло ее, тотчас стала видна внезапная худоба и обширные тени под глазами, легшие на лицо, как полумаска.
«Экая дура девка! — подумал Никита. — Вместе живет, не видит, что человек болен. При тетке — не скажешь, без тетки — скажу. Да и напомнить надо, чтоб на улице не вздумала при случае узнать. С ее умишком хватит».
Вика церемонно попросила у Ирины разрешения пойти в кино.
— Уходи, — с горьким облегчением махнула рукой Ирина. — Вам хотят как лучше, а вы как идиоты.
— Значит, не осталось светлого воспоминания? — повторил Никита, откладывая гитару. — Быть того не может, чтобы не осталось обо мне светлого. Пойдемте-ка я вас до ворот провожу.
— Не хочу! — заявила Вика. — Павлин хвост как ни распускает, все зад голый!
«Я тебе сейчас дам павлина!» — мысленно пообещал Никита, беря Вику под руку и энергично выводя во двор, мимо паренька, который безмолвно растерялся.
Когда после очень тихой и очень короткой беседы Никита вернулся в дом, паренек занял свое место рядом с Викой, и они пошли в кино.
Ирина сидела за столом в той же позе, в какой они ее оставили. Сидела рядом с неубранной сковородкой, с грязными тарелками и толстыми блюдечками. Или сил у нее не хватало убрать, или не видела она этого некрасивого стола. Вроде и не угощала ничем, а стол захламленный. Сидела она и думала о чем-то, кажется, далеком всему, что ее окружало.
Никита увидел ее такую, от
— Тетя Ира, милая… — Он встал перед ней на колени, взял ее морщинистые руки, погладил ими себя по волосам. Руки сразу откликнулись, руки были не отрешенные и добрые, как всегда.
— Все я мимо хожу, Кит, — сказала Ирина, расправляя, как на маленьком, воротничок его рубашки. — Все думается: вот время ушло, а главного не сделала. А в чем оно — главное? Ты встань, деточка, пол-то жесткий.
Они опять сели рядышком на диване. Так было хорошо: близко друг к другу и никого чужих.
— Ты не сердись на меня за эту Вику, — попросил Никита. — Но ведь она, честное слово, глупо сердится.
— Глупо, Кит, глупо, — согласилась Ирина.
Никита не знал, чем бы отвлечь ее от чего-то, что безраздельно притягивало ее внимание. Ну не майские жуки, в самом деле, скребут ее душу. Майские жуки — это следствие… Он растерянно оглядел коробочку-комнату и вдруг увидел на высокой старинной тумбочке под цветком прислоненные к глиняному горшку маленькие иконки. Они стояли как картины, не как образа. На них не молились, их рассматривали.
Ну, ясно дело, тетка Ира возит с собой свои «окна в прошлое». Никита ринулся к иконкам за помощью. С теткой Ириной «окна в прошлое» — верное дело. Должны подействовать. Это как в преферанс: когда ходить не с чего, ходи с бубен.
— Из твоих икон, тетя Ира? — спросил сочувственно Никита. — Экая все-таки прелесть — эта старинная иконопись, сколько в ней настроения!
Никита не ошибся. Тетка Ирина поднялась из глубин раздумья, и в глазах ее появились веселые огоньки.
— Этим старинным иконам два дня от роду, радость моя, стоят они по рублю, и делает их для местной церкви один дядечка в соседнем дворе. Я купила, потому что они очень забавные. Он всех святых путает. Сергия Радонежского в Николая Мерликийского произвел, а Иоанна Предтечу, по-моему, систематически за Иисуса Христа предлагает.
— А Предтеча — это кто? — спросил Никита, обрадованный результатом своих невежественных высказываний.
— Долга песня тебе про каждого рассказывать, и нет тебе в этом нужды. А в старинных, в подлинных иконах есть, конечно, прелесть немалая. Я ж тебе показывала репродукции? Помнишь гусят? А кошку на подушечке у девы Марии?
Зверей и птиц Никита помнил. Они ему действительно понравились.
— А ведь это только репродукции. В оригиналах все гораздо живее, непосредственней.
— А у тебя оригиналов нет?
Никита решил не спускать тетку с иконописи, пока она не утвердится в бодром расположении духа. Он прекрасно знал, что никакими ценными иконами она не обладает, говорилось об этом не раз.
— Откуда же у меня, Кит? — не замечая Никитиной хитрости, говорила Ирина. — Такую коллекцию собрать — нужны деньги большие, и связи, и возможности. Вот у нашего профессора Качинского — это коллекция! Я видела ее один раз. И он продолжает. Он недавно какую-то невероятной ценности икону приобрел, но я ее еще не видала…