Нейтронная звезда
Шрифт:
— Сядьте, господин Шэффер.
— Что?
Он ответил показом синего диска. Удостоверение правительства Земли. Я внимательно посмотрел на диск, чтобы показать, что я настороже — хотя, конечно, не сумел бы отличить подделку.
— Меня зовут Зигмунд Аусфаллер, — сказал правительственный агент. — Я хотел бы перекинуться с вами парой слов по поводу вашей работы на «Дженерал Продактс».
Я молча кивнул.
— Само собой, нам прислали запись ваших устных договорённостей. В них я обнаружил весьма любопытную информацию. Господин Шэффер, вы действительно принимаете на себя такой риск всего-навсего за пятьсот тысяч
— Я получу в два раза больше.
— Но у вас останется лишь половина. Остальное пойдёт на оплату долгов. К тому же, ещё будут налоги… Но неважно. Что привлекло моё внимание? Космический корабль — это космический корабль. А ваш несёт на себе мощное вооружение и двигатель. Восхитительное военное судно, если бы вы хотели его продать.
— Но он не мой.
— На свете есть те, кто не стал бы спрашивать — ваш он или не ваш. В мире Каньона, например. Или Изолиционистская партия Вундерланда.
Я ничего не ответил.
— Или, может быть, вы планируете карьеру пирата? Рискованное это дело — пиратство, и я не думаю, что вы серьёзно его замышляете.
Я даже не подозревал о такой возможности. Но я действительно хотел перебраться на Вундерланд.
— Я хочу сказать одно, господин Шэффер. Один-единственный человек, если он достаточно нечестен, может нанести непоправимый ущерб репутации всех людей повсеместно. Бо льшая часть разумных существ полагает, что необходимо следить за моралью своих собственных индивидуумов, и мы — не исключение. Мне пришло в голову, что вы вообще можете решить не лететь к нейтронной звезде — а отправитесь куда-нибудь ещё, чтобы продать корабль. Кукольники не делают неприступных военных судов. Они пацифисты. Ваш «Небесный ныряльщик» — исключение. Поэтому я обратился к «Дженерал Продактс» с просьбой позволить мне установить на борту «Ныряльщика» бомбу с удалённым контролем. Корпус корабля от бомбы не спасёт — она внутри. Я установил её сегодня днём.
Аусфаллер сделал короткую паузу, затем продолжил:
— А сейчас — внимание! Если вы не откликнитесь в течение недели, я её взорву. В пределах нескольких недель полёта в гиперпространстве есть несколько обитаемых миров, но все они признают суверенитет Земли. Если вы вздумаете бежать, вы должны покинуть корабль в течение недели, так что я думаю, вы едва ли захотите высадиться на необитаемой планете. Ясно?
— Ясно.
— Если вы думаете, что я лгу, можете взять детектор лжи и проверить меня. Потом сможете от всей души врезать мне по лицу, и я искренне перед вами извинюсь.
Я покачал головой. Он встал с места, откланялся и ушёл. Я остался сидеть на месте, вмиг протрезвевший.
С камер Ласкиных были получены четыре плёнки. В оставшееся время я просмотрел их несколько раз и не заметил ничего подозрительного. Если корабль прошёл сквозь облако газа, импульс, возможно, мог убить пилотов: в перигелии они двигались со скоростью больше половины световой. Но в этом случае судно испытало бы трение, а на плёнках я не видел ни малейшего следа нагрева. Если что-то живое атаковало их, то этот зверь был невидим для радара в огромном спектре радиочастот. И даже если какая-нибудь ракета случайно взорвалась (я хватался за соломинку) — вспышка не попала ни на одну из плёнок.
Возле BVS-1 должны быть дикие магнитные поля, но они не могли нанести кораблю никакого вреда. Ничто
Тюрьма была одной из трёх возможностей. Но я бы оказался там навсегда. Аусфаллер за этим проследит.
Или я мог бежать вместе с «Небесным ныряльщиком». Но меня не принял бы ни один мир в пределах досягаемости. Если бы я только мог найти какую-нибудь похожую на Землю планету меньше чем в неделе пути от Сделано Нами…
Нет, об этом не стоило и думать. Я предпочитал BVS-1.
Мне показалось, что загорающиеся кружочки света постепенно увеличиваются в размерах. Но они вспыхивали настолько редко, что я не мог сказать об этом с уверенностью. BVS-1 была невидима даже в телескоп. Я бросил напрасные попытки её разглядеть и решил просто ждать.
Пока я ждал, я вспомнил лето, которое провёл на Джинксе много-много лет назад. Там случались дни, когда нельзя выйти на улицу из-за низкой облачности. В такие дни всю землю покрывает ослепительно-белый солнечный свет. Только и развлечений было, что наполнять воздушные шарики водой из-под крана и бросать их на тротуар с третьего этажа. Шарики лопались и давали красивые узоры, которые слишком быстро высыхали. Но можно было добавить чуть-чуть чернил в каждый шарик, прежде чем наполнить его водой. После этого узоры оставались.
Соня Ласкина находилась в кресле, когда те сломались. Анализ крови показал, что именно Петер ударился о них сзади, наподобие шарика с водой, когда его бросают с большой высоты.
Что могло проникнуть сквозь корпус «Дженерал Продактс»?
Оставалось падать ещё десять часов.
Я отстегнул сетку безопасности и отправился на осмотр корабля. Труба доступа была в три фута толщиной, как раз достаточно для того, чтобы пролететь сквозь неё в свободном падении. Подо мной находилась труба термоядерного реактора. Слева — лазерная пушка, справа — ряд согнутых боковых коридоров для осмотра гироскопов, батарей и генератора, системы подачи воздуха и системы гиперпространственных двигателей. Всё было в порядке — кроме меня. Я был неуклюж, прыжки мои всё время были или слишком коротки, или слишком длинны. Для разворота около опор не было места, и мне пришлось пятиться до бокового туннеля около пятидесяти футов.
Ещё шесть часов падения, а я всё ещё не мог увидеть нейтронную звезду. Вероятно, я увижу её лишь на мгновение, пролетая мимо на скорости большей, чем половина световой. Чёрт, моя скорость уже должна быть огромна.
Когда звёзды начнуть синеть?
Осталось два часа — и я был уверен, что они уже синеют. Моя скорость настолько велика? Если да, то звёзды сзади должны краснеть. Инфраструктура загораживала обзор сзади, поэтому я использовал гироскопы. Корабль развернулся, медленно и величественно. И позади звёзды тоже были синими, а не красными. Со всех сторон меня окружали синевато-белые звёзды.