Незабудки
Шрифт:
— Как же это вы, милые мои, оба в одну яму свалились?
Маша глянула вверх и увидела деда с большой пепельной бородой в серой фуражке и серой какой-то одежде. То есть, весь он был серый, если бы не ярко-синие глаза и очень румяный нос. Голова у деда была большая, как у ребенка, и смотрел он на нее, как ребенок, ласково и любопытно. И Маша не стала плакать, она сказала:
— Это он свалился, а я сама к нему спрыгнула.
— Спасать, что ли?
Маша кивнула.
— Ну уж, спасай, — дед протянул ей фуражку. — На-ка, бери его фуражкой. Небось, не уколешься.
Маша накрыла ежика фуражкой и подняла. А дед перехватил
— Небось, все звезды по ночам пересчитал, бедный, — моргнул дед синими глазами. — Небось, не первую ночку тут ночует.
— Он к деткам спешил, не увидел яму и свалился, — поддержала его Маша.
— К деткам, к деткам, — согласился дед. — Видишь, как хотел выбраться, всю яму изрыл. Дед снова взял ежа фуражкой и они пошли к домику.
— Ты найди ему мяса кусочек или сала, он поест, оживет, а потом тебя отблагодарит.
— А как отблагодарит? Почему? — спросила Маша уже во дворе.
— А поселится где-нибудь под домиком и всех мышей прогонит.
— А почему?
— Как же, почему? Ты его от смерти спасла. Вот он теперь будет думать: есть, мол, такая девочка Маша, она меня из ямы вытащила, а то бы лежал там кверху лапками, как мертвая птичка…
— Да, я Маша, и птичку кверху лапками видела… А вы кто? — осторожно спросила она.
Дед одел фуражку, поднес к ней по-военному ладонь и весело проговорил:
— Гвардеец Харитон Домовников!
— Наш домовой, — догадалась Маша и попятилась к двери. А дед все глядел на нее синими детскими глазами, улыбался и тут у него из бороды выбрался и полетел к Маше тот самый комарик из-за печки. Маша бросилась в дом и, как хорошо, там оказался папа. Он выкладывал тушенку на сковороду.
— Пап! Там Харитон во дворе! С ежиком! — крикнула она.
— Кто? — спокойно спросил, папа, но увидев, какие у Маши глаза, с банкой и ложкой в руках кинулся во двор. В сенях он стукнулся о косяк, аж домик крякнул, а во дворе никого не увидел.
— Вот тут Харитон стоял, а тут ежик был… — растерянно объяснила ему Маша.
— Харитон, ежик, ну зачем обманываешь? — морщась, сказал папа и, потирая лоб, сел на скамейку.
— Да, они были… и ежик. А! Ежик вот он! — Маша увидела ежа, он уползал потихоньку за угол дома. — Папа, надо ему скорее мяса дать, а то он голодным от нас убежит!
Папа тоже увидел ежа, и они с Машей положили ему под самый нос кусок тушенки. Еж сначала зафырчал, потом крепко схватил мясо (Маша и зубы у него разглядела — мелкие, острые) и быстро удрал за лист шифера, прислоненный к стене.
— Маша, — позвал папа, — ты зачем про Харитона придумала?
— Я не придумала, он был. И комарик его из бороды вылез и за мной в дом полетел.
Папа молчал и тер лоб. Тогда Маша спросила:
— Пап, а кто такие гвардейцы?
— Какие еще гвардейцы?
— Да Харитон, домовой наш, сказал, что он гвардеец.
— О-о! — простонал папа и ушел в дом.
Этот день был очень длинным. Папа действительно здорово стукнулся о косяк и поэтому про Харитона попросил пока не говорить. Они сходили молча за водой к роднику, который был устроен, как маленький колодец, воду из которого просто черпали ведром. Перед тем, как зачерпнуть воду, Маша туда заглянула и увидела
«Как же про это не говорить? — думала она. — Здесь все такое, что дышит, и значит, во всем кто-то живет. Печка дышит — и там Харитон живет. Вода дышит — и в ней кто-то живет, и кажется только Машей».
Мама, когда пришла из магазина, тоже стукнулась о косяк, и хотя не так сильно, как папа, но Маша не стала пока с ней говорить про Харитона. Все вместе они пошли в березовый лес за хворостом. А там вообще все дышало. Вздыхали и постанывали даже, оседая, остатки сугробов, и Маше казалось, что это какой-то снежный дед стонет, превращаясь в воду, и не жалко его было, потому что вода эта весело бормотала, радовалась. Березы тоже дышали, пятна света скользили по жемчужной коре, и она шевелилась. Вообще, эти березы и на самом деле были, и будто мерещились. И уж точно — между легких, как свет, стволов могла бы показаться вдруг березовая красавица — но только одной Маше, наверное.
Когда они вернулись домой с хворостом, оказалось, что приехал дядя Витя Смородин, но никакого редкого дерева не привез. Был он широкоплечим и веснушчатым человеком. Веснушек у него было, как у четырех Кувалевых, и Маша с ним сразу подружилась. Маша рассказала ему про спасение ежа и про Харитона. Но не так, как папе. Она придумала немного вот что: Харитон велел передать Смородину, чтобы яму он закопал, чтобы посадил в нее что-нибудь поскорее, а то вдруг в другой раз Маши тут не будет и какой-нибудь ежик в ней помрет. Смородин слушал внимательно, крутил, даже головой и смеялся. Но Маша поняла, что смеялся он не над ней или Харитоном, а так: все веснушчатые люди без смеха и жить-то не могут.
Вот теперь я поговорю с родителями. Маша пошла в домик. Папа и мама, кажется, ждали ее, и она им сказала:
— Вот так, папочка и мамочка, я Харитона видела, а не придумала, и дядя Витя мне поверил, не то, что вы.
— Вот рассказываешь ей всякую чепуху, а она у нее правдой становится, — упрекнула мама папу.
— А у кого ты сама про веник спрашивала? — ответил папа.
— Ну и я тоже тебя наслушалась… А вот начнет она в саду про домовых рассказывать, про чертей еще…
— Да не буду я в саду ни про кого рассказывать, только одному Кувалеву-у, — предревным басом протянула Маша и горько, некрасиво зарыдала. — Я вам только рассказываю, а вы не верите-е, — выговорила она еще и разрыдалась горше. Очень трудно описывать, как плачут девочки, вроде Маши. Они становятся некрасивыми и так плачут, будто у них стряслось непоправимое горе. Папа заходил по комнате, мама пыталась гладить ее, но Маша уворачивалась из-под ладони и продолжала реветь. Папа перестал ходить, присел к Маше и решительно сказал:
— Маша, слышишь меня, Маш? Ты правду сказала, ты Харитона видела. И я его видел, когда маленьким был.
Маша уже не рыдала, а только всхлипывала.
— Нет, правда, мать (так он иногда называл маму), мы с тобой переборщили что-то. Главное, они ведь ежа спасли, а мы — «что в садике скажут», да и как бы она из ямы сама выбралась? Да и действительно, видел я домовушку в детстве.
— А ты мне расскажешь? — ясным голосом спросила Маша.
— Расскажу. Вот, печку затопим — и расскажу.