Незаменимый вор

Бачило Александр Геннадьевич

Конные разъезды опричников, с непременными метлами и собачьими головами у седел, неторопливо пересекали путь нэпманам в котиковых ермолках, придержавшим свои «Мерседесы» на светофоре. Офени в домотканых колпаках, застигнутые на улице угрюмым милиционером, отдавали мзду ситцем и парчой. Из парадного подъезда большого дома, выстроенного в стиле сталинского барокко, вырывался грохот дискотеки. С монументального крыльца вспорхнула стайка девушек в ядовито-горящих платьицах. Весело щебеча, кислотные девушки уселись на извозчика и в сопровождении двух усатых татарских всадников покатили на Балчуг.

Манежная площадь, как обычно, была полна народу. Любопытные

толпились у фонтанов, что не мешало городским водовозам подгонять сюда же свои бочки и наполнять их водой. Чубарые приземистые коньки – знаменитые «водовозные клячи», подрагивая шкурой, будто в ознобе, косились на фонтан. Им непонятно было, зачем церителиевские вороные подставляют спины под холодную воду.

У Охотного ряда нюшок вдруг остановился, как вкопанный, а потом завертелся на месте, ловя какой-то новый запах.

– Жрать хочет, – сказал граф. – Кстати, я бы тоже чего-нибудь перехватил. Нельзя ли пойти в этот, как его... в «Славянский базар»? Или времени нет?

– Чтобы в «Славянский базар» ходить, не время нужно... – вздохнул Христофор. – Когда-нибудь я свожу вас туда на блины с икрой... а пока нам лучше питаться где-нибудь подальше от центра. В Охотном мы тоже вряд ли найдем что-нибудь подходящее. Тут только для делегатов партсъезда и депутатов Государственной Думы.

Оказалось, однако, что нюшок и не думал о еде. Равнодушно пройдя мимо дверей комбината общественного питания «Московский трактир», он еще сильнее натянул поводок и скачками понесся в направлении Лубянки. Охотникам за ифритами пришлось забыть о голоде, чтобы не отстать от своего верного проводника. На голодный желудок бежать было даже легче. Правда, не обошлось без недоразумений. У здания Госдумы охотники врезались в небольшую толпу, пикетирующую вход. Люди с белыми плакатами «Сколько можно?», «Что происходит?» и «Кто хозяин?» приняли экипаж межмирника за авангард ОМОНа и принялись отстаивать свои гражданские права кто чем может. Недоразумение быстро выяснилось, но Джеку Милдэму все же успели надеть на голову фанерный щит с бестактным вопросом «Как с деньгами?».

На Театральной снова пришлось задержаться. Площадь запрудили толпы ветеранов, собравшихся на традиционную встречу. Бойцы Первого Белорусского фронта и дружинники куликовского Засадного полка, ополченцы князя Пожарского и багратионовы уланы наперебой делились друг с другом воспоминаниями о былых походах, ругали правительство и жаловались, что пенсия мала, а кольчужка коротка. Над площадью стоял шум и крик, какой умеют производить одни ветераны.

С большим трудом охотникам удалось пробраться сквозь толпу к «Метрополю». Здесь было немного свободнее. Папиросницы от Моссельпрома лениво торговали «Винстоном» и «Мальборо», мальчишки-газетчики вразнобой выкрикивали нечто невнятное. В их устах это звучало как «Высочайший манифест Коммунистической партии» и преподносилось в качестве свежей сенсации, но ни ветераны, ни, тем более, папиросницы газет не покупали.

Нюшок шумно втягивал ноздрями воздух и рвался вперед, но на Лубянской площади вдруг замедлил бег. Казалось, им овладело сомнение. Он направился было к Политехническому музею, но на полпути стал забирать влево, пересек, увлекая за собой охотников, оживленный транспортный поток, а затем в задумчивости остановился у странноватого сооружения в центре площади, словно хотел его рассмотреть получше. Ольга и граф тоже с любопытством глядели на удивительный монумент. Москвичи разных эпох долго спорили, что должно стоять на Лубянской площади: бывший здесь некогда водоразборный фонтан или сменивший его памятник

главному часовому революции, также впоследствии снесенный? Победил компромисс. В центре Лубянки теперь возвышался фонтан «Феликс Эдмундович, оплакивающий героев революции». Нюшок обошел парапет по кругу, лизнул воду и, наконец, решительно углубился в сужающееся горло Большой Лубянки.

– Кажется, верный след! – обрадовался Джек Милдэм.

– Верный, но слабый, – заметил Христофор. – Видимо, наши бутылки далеко отсюда...

– Ну, как далеко... миля – две? На каком расстоянии нюшок чует запах?

– За триста километров, – сказал Христофор.

– Уау!

– Может быть, ему мешают посторонние запахи... – сказала Ольга.

Она, казалось, сама принюхивалась, заглядывая в каждый переулок и каждую подворотню, прислушивалась к звукам, доносящимся из-за каждой двери и даже внимательно прочла золотую надпись на мемориальной доске: "Здесь в помещении клуба Госплана на митинге-концерте сотрудников ВЧК – сегодня и ежедневно – Ильич! ". Из приоткрытого окна слышался зажигательный аккомпанемент, и мягкий картавый голос исполнял одесские куплеты.

– Может, хоть в гастроном зайдем? – робко спросил Джек Милдэм, утративший надежду на скорую поимку ифрита и на обед, который должен за этим последовать.

Гастроном, о котором он говорил, известнейший в Москве продовольственный магазин, находился совсем рядом, на подворье князя Пожарского. У дверей его толпились вооруженные люди, громко ругавшие поляков за то, что те вечно лезут без очереди. Несмотря на протесты, поляки, видимо, отоварились-таки дефицитом, потому что вышли на улицу с тяжелыми сумками в руках. Вместе с ними вышел представительный бородач в крестьянском армяке.

– Дзенкуе, пан Сусанин! – сказал, обращаясь к нему, один из поляков. – Тэраз хцен бы пуйшчь до Дзецкого Миру, а по за тым – до ЦУМу...

– А может, уже к царю? – устало спросил крестьянин.

– Не тшеба! – дружно замотали головами поляки.

– Ну, черт с вами, – вздохнул бородач, – пошли в «Детский Мир»...

– Так как насчет гастронома? – снова спросил граф. – Зайдем? Там, наверняка, буфет...

– Некогда, – сказала Ольга.

– Ну хоть по булочке купим! – настаивал Джек. – Я зверски хочу есть!

– Не до того сейчас, – досадливо поморщилась княжна. – Потом как-нибудь...

– Когда – потом?! – неожиданно взорвался граф. – Через триста километров?! А может вообще дадим обет ничего не есть, пока не найдем последнего ифрита? Сколько можно гоняться без сна и отдыха за этими дурацкими бутылками! Я граф, между прочим! У меня графство на кого попало брошено! Мои вассалы уже черт знает сколько ждут своего сюзерена с обещанной невестой. А сюзерен, тем временем, как хвост собачий, болтается на привязи, носится за каким-то пуделем... Не желаю! Меня другие запахи привлекают! Я есть хочу и не собираюсь ждать до лучших времен... И не смотрите на меня такими глазами, вы оба! Я вам не нюшок!

– Вот именно, – зло сказала Ольга. – Нюшок хоть пользу приносит... А ты... Впрочем, можешь идти в гастроном, в ресторан, или вообще возвращаться к своим вассалам. Дай сюда поводок!

– Что?! – Джек Милдэм не хотел верить ушам. – Тебе этот пудель дороже графа Бруклина?!

– Без графства я как-нибудь обойдусь, – ответила Ольга, – а без нюшка – нет.

– Ах, без нюшка! – взвыл граф. – А может еще без этого жулика?

Он ткнул пальцем в Христофора.

Тот до сих пор тихо стоял в сторонке, наблюдая за развитием непредвиденной ссоры с ангельским выражением лица и дьявольским интересом.