Незаменимый
Шрифт:
– Так… А вот и повод нашелся, - удовлетворенно кивнул он, ногтем подчеркнув несколько цифр в первом же табеле. – Оформим, предъявим.
Ожидание гимназиста надолго не затянулось. Вскоре в дверь постучали, и через мгновение на пороге кабинета появился господин Мирский. Немного бледный, с горячими глазами. Неужели что-то уже слышал?
– Присаживайтесь.
Негромко, но твердо поздоровавшись, парень сел в кресло.
– Этот разговор мне совсем не доставляет удовольствия, но я вынужден его вести. Признаюсь, вы меня разочаровали.
Мирский не дрогнул. Как сидел
– Вот ваши табели об успеваемости и посещении учебных занятий, - директор подвинул бумаги в сторону юноши. – У вас большое число прогулов, молодой человек. Есть предметы, по которым вы проявляется возмутительное незнание. Скажу прямо, с таким букетом неудовлетворительных отметок вы просто физически не можете оставаться гимназистом Санкт-Петербургской императорской гимназии.
Говорил, и начинал сам в это верить. Излагаемые вещи уже виделись именно такими, какими они и должны были быть. И если раньше внутри него шевелился какой-то червячок сомнений, то теперь была тишь да гладь.
Однако, Мирский снова смог его удивить, как и делал до этого множество раз. Он насмешливо посмотрел на Добролюбова и задал всего лишь один вопрос совершенно безэмоциональным тоном:
– Кто вам звонил по поводу меня?
– Что? – переспросил директор с таким видом, словно не понял вопроса. – Какой еще звонок? О чем вы говорите? Никто мне не звонил и не должен был звонить! Эти бумаги сами за себя говорят. Разве их недостаточно?
Мирский взял пачку табелей, мазнул по ним взглядом, и положил их обратно на стол.
– Нет, недостаточно. Пол гимназии имеет точно такие же оценки и столько же, не отмеченных в табеле, занятий, - криво усмехнулся гимназист. Причем глядел на директора так, что тот ерзать начал, почуяв себя очень даже неуютно. – И вдруг именно я оказался крайним. Правда, странно?
Добролюбов не выдержал и отвел взгляд. Правда, тут же вскинул голову. Разозлился на самого себя, что какой-то пацан смог его смутить и почувствовать виноватым. Никогда такого не было и не будет!
– Не советую так со мной шутить, господин Мирский! Напоминаю, вы гимназист Санкт-Петербургской императорской гимназии и имеете важные обязанности в связи с этим. Вы должны иметь отличную успеваемость по всем предметам и, естественно, посещать занятия. Вы же демонстративно нарушаете эти правила! Таким людям не место в нашем заведении! Надеюсь, вы меня понимаете?
Не переставая ухмыляться, Мирский кивнул.
– Тогда жду от вас заявления, господин Мирский, - сухо подытожил Добролюбов. – Если же вы будете упрямиться и своим поведением позорить наше заведение, то мне придется принять меры. Надеюсь, вам не хочется огласки?
Парень подвинул к себе листок бумаги, взял автоматическую ручку. Видя это. Добролюбов с облегчением вздохнул. Наконец-то, он избавится от этой заносы и все вернется на круги своя. Но этим надеждам не суждено было сбыться.
Мирский вдруг резко встал и наклонился над столом, оказавшись в самой близи от директора.
– Не пугай меня, старый хрен, пуганый уже, - с угрозой заговорил парень. – Я тебе сам
Добролюбов скрипнул зубами. К сожалению, Мирского он уже успел хорошо узнать. Упертый, наглый, очень хитрый. Точно сделает так, как обещает.
– Но…
Директор напрягся. Ему явно предлагали сделку.
– Скажешь, кто тебе звонил, и сразу же напишу то, что нужно. Ну?
Уже Добролюбов подвинул к себе листок бумаги, на котором дрожащей ручкой вывел одно единственное слово. Мирский быстро глянул на листок и кивнул.
– Отлично.
***
Оба незадачливых приятеля – Рафаэль и Витян – сидели в темной комнате. Свет в доме Камовой они, по-прежнему, включать не решались, чтобы не смущать соседей.
– Знатно нас обложили, суки, - ухмыльнулся молодой вор, поглаживая рукоять револьвера. Рядом на столе стояли золотистые патроны, от которых исходило еле заметное мерцание. Зачарованные, значит. – Тебя из гимназии турнули… Меня из воров поперли, падлы. Гнали, что я на каторге ссучился. Мол, какой-то верный человек им про это сказал.
Рафи положил на стол еще один револьвер, откинул барабан и начал его набивать патронами.
– Смотрю, Рафа, решился, наконец. Хочешь, разобраться по-свойски с этими суками, да? – Витян ощерился, не выпуская из рук пистолет. – С такими патронами мы всем дырок наделаем. И таких дырок, что ногу просунуть можно будет.
– Думаю, это только начало, Витян, - задумчиво проговорил парень, не обратив внимания на откровения вора. – Дальше будут давить. Скорее всего по жесткому разбираться станут. Я бы точно так сделал.
Глава 23. Обложили
***
Сначала по столице поползли странные нехорошие слухи. Поговаривали, что в казармы, где располагались дворцовые гвардейские полки - Семёновский и Преображенский, несколько раз наведались следователи из жандармов в больших чинах. Вроде как один из них был аж действительным тайным советником, что по Табели о рангах соответствовало целому генералу. Мол, приходили, задавали вопросы с душком, а не ведет ли кто-то среди солдат и офицеров нехорошие разговоры, не собираются ли на непонятные встречи.
Как известно, дыма без огня не бывает. Раз, такие слухи пошли, значит, что-то, и правда, было. Только оба полковника - граф Киреевский и князь Богарт, что командовали полками, молчали так, словно в рот воды набрали. У них спрашивают с намёком, а они ни слова в ответ. В обоих полках, как специально, объявили карантин: не единой души ни внутрь, ни наружу не пускают. Словом, поневоле начнёшь что-то нехорошее подозревать.
14-го числа, прямо на Троицу, прогремела другая новость, и тоже с гвардейскими полками связана. В казармах стрельба началась! На пол города было слышно, как из ружей палили. Знатный шум стоял. По проспектам городовые с околоточными, как наскипидаренные носились. Усы торчком, рожа в мыле, шашка в одной руке, револьвер в другой. Горожане, глядя на такое, на улицу выходить страшились. Всё больше дома отсиживались и в окна поглядывали.