Незаметные убийства
Шрифт:
– Водитель автобуса… это отец Кэтлин, правда?
– Да, – ответила она после секундной паузы и почему-то тоже сразу перешла на шепот.
– Ты понимаешь, что я имею в виду? – спросил я.
– Не знаю, не знаю, что тут сказать… Уже известно, что одно легкое вполне подходит для пересадки, в смысле совместимости, Кэтлин только что отвезли в операционную. Есть надежда, что ее успеют спасти.
Глава 24
– В первые часы я думал, что это ошибка, – сказал Питерсен. – Я думал, что настоящей целью преступления был ваш автобус, который шел едва ли не следом за школьным. Наверное, кто-нибудь из математиков даже успел увидеть падение первого автобуса, правда? – обратился инспектор к Селдому.
Мы сидели в маленьком кафе. Питерсен назначил нам встречу именно здесь, а не в своем кабинете, словно чувствовал себя в чем-то виноватым и хотел принести свои извинения либо хотел нас за что-то поблагодарить. На нем был очень строгий черный костюм, и я вспомнил, что нынче должны состояться похороны погибших детей. Я встретился с Селдомом впервые после поездки в Кембридж. На его лице застыло суровое выражение. Он хранил молчание, поэтому инспектору пришлось повторить свой вопрос.
– Да, мы видели аварию, видели, как автобус ударился
– Да, совершенно верно, «скорые» находились там потому, что на сей раз послание от него пришло до, а не после преступлеия. Этот факт, конечно, не мог не обратить на себя внимания. И послание, кстати, не было адресовано вам, как все предыдущие, сигнал поступил непосредственно в местную службу «Скорой помощи». Оттуда мне и позвонили, пока машины готовились к выезду.
– И что конкретно он сказал?
– «Четвертый в серии – тетрактис. Десять точек в треугольнике». И не письмо, а телефонный звонок, который, к счастью, остался записанным на магнитофонной ленте. И хотя звонивший пытался изменить голос, тут сомнений нет. Мы даже знаем, откуда он звонил: из телефона-автомата на бензоколонке, расположенной на выезде из Кембриджа, где он остановился якобы для того, чтобы заправиться. И тут обнаруживается первая любопытнейшая деталь – на нее обратил внимание Сакс, проверяя расчетный чек: водитель залил в бак совсем немного бензина, гораздо меньше, чем при отправлении из Оксфорда. Когда эксперты осматривали автобус, они подтвердили, что бак и на самом деле был почти пуст.
– Он хотел избежать пожара – чтобы в результате падения автобус не загорелся, – произнес Селдом таким тоном, словно против собственной воли вынужден был согласиться с неоспоримым фактом.
– Да, – сказал Питерсен, – но я-то сперва на все смотрел в свете предыдущей версии и поэтому объяснил его поступок следующим образом; он заранее предупредил об аварии, потому что либо хотел – возможно, бессознательно, – чтобы мы его арестовали, либо это было частью игры – он ставил нам handicap [44] . Но, оказывается, ему было нужно только одно: чтобы тела не сгорели, а кареты «скорой помощи» подоспели вовремя и как можно раньше доставили погибших в больницу. Он рассчитал, что десять тел дадут хороший шанс получить подходящий для пересадки орган. И думаю, по-своему он одержал-таки победу. А мы опоздали. Да, операцию провели сразу, в тот же день, едва было получено согласие родителей одного из погибших… И как мне сообщили, девочка будет жить. На самом деле мы заподозрили его еще вчера, когда во время рутинной проверки нашли это имя в списке присутствовавших на концерте в Бленхеймском дворце. Он сопровождал туда совсем другую группу детей из той же школы и должен был ждать их на стоянке. Ему ничего не стоило незаметно приблизиться к сцене сзади, задушить ударника и, воспользовавшись суматохой, быстро вернуться на место. В больнице Радклиффа нам подтвердили, что он был знаком с миссис Иглтон: медсестры пару раз видели, как они беседовали. Нам также стало известно, что миссис Иглтон брала с собой в больницу вашу книгу о логических сериях и читала ее, сидя в очереди на прием к врачу. Возможно, она рассказала ему о том, что лично знакома с вами, не подозревая, какие это возымеет последствия. И наконец: среди его книг мы нашли одну про спартанцев, одну про пифагорейцев и пересадку органов в древние времена, и еще одну – про физическое развитие детей, страдающих болезнью Дауна… Он, видимо, хотел удостовериться, что их легкие годятся для трансплантации.
44
Препятствие {англ.).
– А что случилось с Кларком? – спросил я.
– К сожалению, мне уже никогда не удастся доказать свою версию… Думаю, Кларка он не убивал. Он просто-напросто наблюдал за тем, что происходит на втором этаже, и заметил, как из палаты вывезли на каталке покойника. Именно из той палаты, куда часто наведывался Селдом. Тела умерших пациентов на некоторое время – порой даже на два-три часа – оставляют в маленькой комнатке на том же этаже без всякого присмотра. По сути он не совершил ничего преступного: только вошел в комнатку и ввел в руку Кларка пустую иглу – чтобы оставить след и симулировать убийство. Он и вправду старался – на свой, понятное дело, манер – причинять как можно меньше зла. По-моему, чтобы понять ход его мыслей, его логику, нам надо начать с самого конца. То есть с группы детей-даунов. Вероятнее всего, именно после того как провалилась вторая попытка получить донорское легкое для дочери, он и задумал нечто подобное. Тогда он еще не взял отпуск – каждый день привозил и отвозил на автобусе группу мальчиков. И он начал смотреть на них как на банк здоровых легких, которые уплывают у него из рук, в то время как его дочь умирает. Это превратилось в навязчивую идею. Видимо, сначала он замыслил убить только кого-нибудь одного, но ведь не было никакой гарантии, что легкое жертвы подойдет девочке. К тому же он знал, что родители многих детей из этой школы – ревностные католики. Обычно в своем горе они ищут утешения в религии, и порой это принимает крайние формы – кое-кто даже начинает верить, что их дети – своего рода ангелы. А он ни в коем случае не хотел рисковать, боялся опять натолкнуться на отказ родителей, что вполне могло произойти, если жертву выбирать наугад. Но и убивать снова и снова тоже было нельзя. Родители непременно заподозрили бы в таких преступлениях особую цель, и никто из них не дал бы разрешения на трансплантацию. Хорошо известно, что Джонсон буквально обезумел из-за того, что состояние его дочери с каждым днем ухудшалось и выхода, казалось, нет. Вскоре после того как девочку поместили в больницу, он даже наводил справки, позволяет ли английское законодательство использовать его органы, если он покончит с собой. Понятно, что детей должен был убить кто-то другой, во всяком случае, от себя он хотел подозрения отвести. Вот эту-то проблему он решить и не мог, пока в руки ему не попала глава из вашей книги о серийных убийствах – возможно, через миссис Иглтон или он прочитал ее в газете.
И тут его осенило.
45
Символ веры, чистоты, девы Марии, а также крещения, причастия (где рыба заменяется хлебом и вином; в этом же ряду стоит евангельский мотив насыщения рыбой и хлебами); Иисус Христос называется в ранней христианской литературе «Рыбой» ( этот образ широко распространен в катакомбном искусстве), а христиане «рыбаками». Среди ранних христиан Троица символизировалась тремя рыбами.
– А вы считаете, что сам он надеялся спастись? – спросил Селдом.
– Вот этого-то мы никогда и не узнаем, – ответил Питерсен, – экспертиза показала, что он чуть-чуть подпилил рычаг управления. Поначалу это отвело бы от него подозрения. Но, с другой стороны, если он планировал выпрыгнуть, то мог бы сделать это и раньше. На мой взгляд, он хотел оставаться за рулем до последнего, чтобы автобус наверняка свалился вниз. И только после того как тот перелетел через ограждение, водитель покинул кабину. Когда его нашли, он был без сознания и умер в «скорой помощи» по пути в больницу. Ладно, – проговорил инспектор, подзывая официанта и глянув на часы, – я не хотел бы опаздывать на отпевание. Я только хочу еще раз повторить вам, что сполна оценил вашу помощь. Это правда. – Он впервые искренне улыбнулся Селдому. – Я попытался прочесть книги, которые вы принесли, но, увы, математика для меня всегда была темным лесом.
Мы поднялись из-за столика вместе с ним. Потом проводили его взглядом – инспектор шел в сторону церкви Святого Джайлза, где уже собралось очень много людей. На некоторых женщинах были шляпы с черной вуалью. Кого-то вели под руки, казалось, сломленные горем родители сами не могут одолеть несколько ступеней, ведущих к входу в храм.
– А вы возвращаетесь в институт? – спросил меня Селдом.
– Да, – ответил я, – на самом деле мне и теперь следовало быть там, сегодня я должен непременно закончить отчет по стипендии и отправить его. А вы?
– Я? – переспросил он; потом бросил взгляд в сторону церкви, и на миг мне показалось, что передо мной очень одинокий и даже, как ни странно, несчастный человек. – Я, наверное, подожду здесь окончания службы… Хочу пойти вместе со всеми на кладбище.
Глава 25
Потом я несколько часов сражался с отчетом, сам себе напоминая бегуна на дистанции с препятствиями – точно так же, теряя последние силы, спотыкаясь все чаще и чаще, я стремился к финишу и заполнял смехотворные и нелепые таблицы. В четыре часа дня мне удалось наконец соединить все вместе и сунуть в большой конверт из плотной бумаги. Затем я спустился в секретарскую и отдал конверт Ким с просьбой отправить вечерней почтой в Аргентину. После чего вышел на улицу в легкой эйфории от вновь обретенного чувства свободы. По дороге на Канлифф-клоуз я вспомнил, что задолжал Бет плату за второй месяц проживания, поэтому решил сделать небольшой крюк и взять деньги в банкомате. Итак, я последовательно повторил почти тот же маршрут, что и месяц назад, – и почти в тот же час. Предвечерний воздух был столь же мягок, улицы столь же пустынны – все словно повторялось, дублировалось, давало мне последнюю возможность вернуться в прошлое, в тот день, когда началась эта история. И я, попав на Банбери-роуд, выбрал ту же сторону улицы – солнечную – и зашагал, держась почти вплотную к живой изгороди, – иначе говоря, поддался мистической игре совпадений и повторений. Но, дойдя до поворота на Канлифф-клоуз, увидел на дороге клок шерсти опоссума – вот его-то месяц назад здесь не было. Я заставил себя подойти поближе. Колеса машин, дождь и собаки сделали свое дело. Не осталось и следа крови. Только этот последний клок шерсти чуть заметно торчал над дорогой. «Опоссум готов на все ради спасения своего потомства», – сказала Бет. Стоп! А разве сегодня утром я не слышал нечто подобное? Да, инспектор Питерсен сказал: «Трудно даже представить себе, на что может пойти человек ради спасения своего ребенка». Я окаменел, вперив взор в последний клок шерсти опоссума и вслушиваясь в тишину. И вдруг я понял – понял все от начала до конца. Увидел именно то, что Селдом и хотел, чтобы я увидел. Он мне это сказал, почти буквально, а я не сумел услышать. Он мне это повторял на сто ладов, он сунул мне под самый нос фотографии, а я-то все время видел только букву «М», сердце и восьмерку.
Я повернул назад и прошел той же дорогой в обратном направлении. Мною руководило одно желание – немедленно отыскать Селдома. Я прошел насквозь рынок, поднялся по Хай-стрит, затем повернул на улицу Короля Эдуарда, чтобы как можно скорее добраться до Мертон-колледжа. Но Селдома там не было. Я на миг растерялся, не зная, куда двинуться дальше. Затем спросил, неужели никто не видел, вернулся Селдом после обеда или нет, и мне ответили, что да, кажется, только утром его и видели, а во второй раз – нет. Мне подумалось, что он может быть в больнице Радклиффа – у Фрэнка. В кармане нашлась какая-то мелочь, я позвонил Лорне и попросил соединить меня со вторым этажом. Нет, сегодня мистера Калмэна никто не навещал. Я попросил, чтобы меня снова соединили с Лорной.