Шрифт:
Томас М.Диш
Незамужняя девушка и Смерть
И когда наконец Смерть придет со мной спать,
Она ляжет со мной в тишине,
Она кончит, и кончит, и кончит опять,
И - ура!
– будет радостно мне.
Это случилось в конце июня. Было полпятого вечера. На улице лил дождь. Джилл Хольцман пришла к выводу, что с нее хватит. Жить дальше не имеет смысла - в особенности так, как живет она. Этот вывод она сделала не впервые: когда Джилл училась в колледже, она как-то раз решила наглотаться таблеток. Но тогда она все подстроила так, чтобы ее вовремя откачали. На сей
Она пододвинула к самодельному книжному стеллажу стул, встала на него и достала с верхней полки "Гештальт-терапию". На форзаце книги был записан телефонный номер Смерти. Его продиктовал Джилл один парень, с которым она разговорилась в автобусе по дороге в Кэтскиллс (Джилл ехала в лагерь Всемирного Братства). Парень этот жил в ашраме под Эшоканом и был повернут на всем оккультном. Координатами стоящих людей, которые Джилл от него получила, можно было бы заполнить целую записную книжку. Экстрасенс-целитель из Мехико, терапевт-рейхеанец, принимающий в Альберт-отеле, группа леворадикальных сайентологов-еретиков - и Смерть.
Джилл набрала номер Смерти. Короткие гудки.
Пробежав глазами несколько страниц "Гештальт-терапии", Джилл сделала вторую попытку. На сей раз ей отозвались, но не Смерть, а автоответчик. Джилл продиктовала в трубку свой телефон.
Затем, чувствуя, что все ее отвергли и над головой ее сгущается мрак, Джилл удалилась в стенной шкаф, который предпочитала именовать кухней, и напекла два противня эклеров. Затем тщательно отмыла миску и противни, свалила горячие эклеры в пластиковый мешок для отходов, заклеила его и спустила в мусоропровод. Мешок полетел в подвал, чтобы сгореть там в специальной мусоросжигательной печи. Кухонная возня всегда была для Джилл вернейшим лекарством от депрессии, но мысль о том, что эклеры придется съесть, вновь ввергла ее в пучину отчаяния. И вообще давно бы надо похудеть.
Два дня спустя, когда Джилл внимательно смотрела по Эн-би-си передачу о наркомании, зазвонил телефон.
– Алло, - с надеждой произнесла она.
– Здравствуйте, я хотел бы поговорить с мисс Джилл Хольцман.
– Я слушаю.
– Мисс Хольцман, это Смерть. Вы пытались связаться со мной два дня назад, но не застали.
– Да, верно.
– У Джилл подгибались коленки, как с тот раз, когда ее выбрали президентом класса и надо было экспромтом произнести речь перед всей школой.
– Спасибо, что перезвонили.
Смерть молчал. В телефонной трубке не было слышно даже его дыхания.
– Я тут подумала, - начала Джилл, еле подбирая слова, - а не зайдете ли вы ко мне...
Молчание все длилось. Джилл набрала в грудь воздуха.
– Я живу на Бэрроу-стрит, тридцать пять. Квартира три-цэ. Если вы поедете на метро в сторону Седьмой авеню, сойдите на Шеридан-сквер. Повернете за угол - и сразу упретесь в мой дом.
– Тут ей пришло в голову, что, возможно, это она должна явиться к Смерти, а не наоборот.
– Или, если вы слишком заняты...
– Нет, - произнес он после долгой паузы, выражающей, что на самом деле он хочет сказать "да".
– Вообще-то я действительно загружен, иначе я перезвонил бы вам раньше. Дождь, понимаете
Джилл призадумалась. Может, если бы не дождь, у нее бы и депрессии не было? Уже пять дней над Нью-Йорком, заливая его водой, висел обрывок урагана, обработавшего другие районы страны на сто миллионов долларов. Но нет, к настроению дело не сводилось. Она осталась бы верна своему решению даже в самый солнечный день года.
– Жуть, - согласилась Джилл, имея в виду не столько погоду, сколько жизнь в целом.
– Простите, мисс Хольцман, вы еще не сообщили, что именно вам требуется.
– Да?
– процедила Джилл, еле сдерживаясь.
– Я что, должна выйти на середину и объяснить все на пальцах?
– Смерть молчал.
– Так вот, я хочу умереть.
– Хорошо. Завтра утром вас устроит? Например, в десять?
– А во вторую половину дня никак не получится? Я раньше одиннадцати не встаю, а разум у меня просыпается только после обеда.
– Джилл уже собралась в подробностях описать свои бесчисленные неудачи на трудовом поприще, рассказать, как вылетала отовсюду из-за своей физической неспособности утром встать и добраться до работы. Но тут же раздумала. Чужие проблемы никому не интересны.
– Боюсь, завтра после обеда у меня уже все забито. Как насчет четверга?
Джилл заглянула в ежедневник на своем столе. Четверг располагался на следующем развороте, рядом с репродукцией карандашного рисунка Бранкузи. И что, до самого четверга придется смотреть "Флинстоунов"? Нетушки, решила Джилл.
И капитулировала.
– Ладно, давайте завтра утром. Я попробую встать.
Смерть не отзывался, и Джилл запаниковала. Ну вот, подумала она, я его обидела, и теперь он вообще не придет.
– Честно, - взмолилась она, - завтра утром - это просто ИДЕАЛЬНО. Вы сказали, в десять?
– Да-да, я записываю. Бэрроу-стрит, тридцать пять?
– Квартира три-цэ.
– Десять утра. Отлично. A tout a l'heure [до скорого (фр.)].
– Эту французскую фразу он произнес с жутким акцентом.
Джилл всерьез задумалась, а не сплоховала ли с выбором.
Проснулась она в шесть утра с ужасным чувством, что ее квартира больше всего похожа на жалкую трущобу. На радиоле громоздились штабеля пыльных пластинок без конвертов. Простыни посерели от грязи, медитативный кактус медленно издыхал, на кафельном полу посреди ванной возвышалась горка окурков (Джилл уронила пепельницу, да так и не убрала). Зеркало в стенном шкафу (он же кухня) было покрыто многомесячными наслоениями жира. Увидев в нем свое размытое отражение, Джилл расстроилась вконец.
Засучив рукава, она принялась за дело, и к приходу Смерти (а явился он ровно в десять) самые заметные симптомы хронического беспорядка были закамуфлированы.
Смерть покосился на свой зонтик, с которого ручьями текла вода.
– Куда его поставить?
– Давайте уберу.
– Джилл раскрыла зонтик, при этом здорово обрызгавшись, и поставила сушиться в отмытую ванну. Чтобы Смерть не заглядывал в шкаф-кухню, она повесила в ванной и его плащ - от фирмы "Лондон Фог". Не хухры-мухры.