Незамужняя девушка и Смерть
Шрифт:
– Ну-с, - произнес Смерть, усаживаясь на скрипучий бамбуковый стул, разрисованный Джилл собственноручно.
Сама Джилл пристроилась на краешке кровати, слегка раздвинув ноги, сложив руки чашечкой, которая должна была выражать ее открытость и доверие к собеседнику.
– Я готова.
Последние два года Джилл работала - когда работала - офисным клерком по вызову. То есть стояла на учете в специальном агентстве, поставляющем временных работников: там на неделю заменить секретаршу, здесь посидеть на телефоне... Всмотревшись в лицо Смерти, она пришла к выводу, что вполне могла бы работать и в его офисе.
– У вас очень симпатичная квартира, - заметил Смерть.
– Спасибо. Но боюсь, я ее здорово запустила. Конечно, ее лучшее достоинство - вид из окон.
– Но едва эти слова сорвались с ее языка, как она сообразила, что вида-то никакого нет. Дождь застилал все, кроме ближайших крыш. Центр Международной торговли вообще растворился в воздухе.
А может, это первый признак умирания?
– вдруг подумалось Джилл. Может, город съежится вокруг нее, пока не останется ничего, кроме этой комнаты, затем - этой кровати, и наконец - ее тела, которое немедленно схлопнется в единственный глаз с голубым зрачком? Глаз зажмурится и...
Смерть распахнул пиджак и расстегнул ширинку.
– Приступим?
– спросил он. Засунув палец в трусы, извлек наружу свой член: какой-то мягкий, сморщенный, неопределенно-пастельного, как замороженная курица, оттенка.
Джилл невольно отвела глаза и принялась рассматривать брюки Смерти, тисненые узоры на его мокасинах, его рот, растянутый в смущенно-вкрадчивой улыбке.
– И что от меня требуется?
– спросила она.
– То, что вы считаете наиболее естественным, Джилл.
Она робко взяла рукой его вялый член и слегка стиснула. Железки немножко порозовели - под цвет консервированного лосося. Смерть подался вперед. Бамбуковый стул заскрипел.
– Может быть, вы попробуете его поцеловать?..
– предложил он.
– В смысле, минет вам сделать?
Смерть скривился. Его член стеснительно скукожился.
– Если вы предпочтете отказаться от своего решения, - сказал Смерть обиженно, - я могу уйти прямо сейчас.
Мысленно толкнув себя локтем под ребра, Джилл напомнила себе о своем отчаянии, усталости, апатии и всех других причинах, побудивших ее умереть. Странное дело, она ведь не девственница, да и акт этот самый никогда не вызывал у нее непреодолимого отвращения, спросите хоть Ленни Раиса (то был ее последний бойфренд, восемь месяцев назад уехавший в Калифорнию). Если бы только Смерть не обращался с ней так небрежно, будь он хоть чуточку нежен, прояви он хоть малейшее уважение к ее индивидуальности...
– Нет!
– вскрикнула она, упав на колени и лихорадочно думая.
– Не уходите. Я просто немного... изумилась. Я сделаю все, чего вы захотите.
– Только если вы тоже этого захотите, - заявил Смерть.
– Да хочу я, хочу.
И, собрав волю в кулак, в течение пятнадцати минут она пыталась что-то сделать, но все ее усилия пропали зря. Раза два казалось, что у Смерти сейчас все-таки встанет, и Джилл удваивала старания. Но тем скорее истощались ее силы. Сизифов труд какой-то. "Неужели он импотент?" подумалось Джилл.
Отстранившись,
– Вероятно, вы считаете меня импотентом.
– Нет, что вы. Нет, это я во всем виновата.
– Так вот, отнюдь. Обычно у меня все проходит как по маслу. Раз-два-три, и готово. Просто, как я уже пояснял, я сейчас очень загружен. Вас много, а я один.
– Я еще попробую, - устало пообещала Джилл.
– В одиннадцать тридцать меня ждут на Семьдесят седьмой. Я пойду, а то опоздаю.
– Пойдете! А мне что делать? Вы разве не хотите меня...
– Джилл поглядела в окно. За время пребывания Смерти в ее квартире даже последние крыши скрылись из виду.
– Или я уже мертва?
Смерть презрительно фыркнул:
– Моя дорогая девочка, будь вы мертвы, вы бы этого не заметили. Услуга за услугу: чтобы вас прикончить, я обязательно должен кончить.
Джилл сложила руки на груди:
– Это несправедливо.
– А знаете, давайте-ка я вернусь вечером - в нерабочее время. Вас это устраивает?
Разве могла она не согласиться?
Смерть сдержал слово. Он появился в полдевятого вечера. Бургундское сорта "Альмаден", купленное им в погребке на Кристофер-стрит, отлично пошло под говядину а-ля бургиньон, приготовленную Джилл. На десерт было фисташковое мороженое, залитое сверху ледяной водкой. Джилл надела парусиновое платье-сафари от "Лорда-энд-Тейлора", оставив незастегнутыми три верхние пуговицы. Сначала она хотела облачиться в более пикантное мини из макраме, но затем решила, что в данной ситуации необходимо выглядеть не столько кокетливой, сколько сговорчивой.
На проигрывателе безостановочно крутилась одна и та же пластинка. Вальсы Штрауса: "Жизнь артиста", "Голубой Дунай", "Динаматион", "Сказки венского леса", "Венская кровь", "Императорский вальс". Затем иголка автоматически возвращалась на первую дорожку, и все начиналось сызнова: "Жизнь артиста", "Голубой Дунай"...
Смерть так расслабился, что позволил Джилл снять с себя пиджак и галстук, после чего, спеша загладить воспоминания об утреннем фиаско, взял инициативу на себя.
Вначале Джилл еще на что-то надеялась. Пару раз Смерть был близок к успеху, тем более что теперь они не качались на бамбуковом стуле, а устроились по-человечески, на кровати. Но надежды скоро превратились в дым. Наконец, когда макияж на лице Джилл вконец размазался, а одна из ее искусственных ресниц накрепко сплелась с волосами в паху Смерти, Джилл капитулировала.
– Проклятие, - проговорил Смерть.
Джилл так замучилась, что уже ничего - даже досады - не чувствовала.
– Даже не знаю, что тут сказать.
– Ничего, - успокоила его Джилл.
– Может, попробуем в другой раз?
– А что, если я приду к вам в офис?
– Отличная мысль.
– В этот момент он согласился бы на свидание где угодно: на кладбище, в церкви, между ног статуи Свободы...
Допив остатки "Калуа" двухлетней давности - Джилл берегла недопитую бутылку как память о некой вечеринке на Двенадцатую ночь два года назад, Смерть ушел. Джилл подошла к проигрывателю и выключила его. "Венская кровь" прервалась на полутакте.