Незапертые чувства
Шрифт:
Я перевожу взгляд на вторую коробку.
– А там что?
Октавия немного мнется.
– Это костюм Пита.
Я вспоминаю Порцию. Она тоже мертва. Как и вся команда подготовки Пита. Их казнили в прямом эфире.
Наши стилисты предугадали все. Они завершили свою работу на ноте надежды, веры в светлое будущее. Они поставили на нас все, в том числе и свои жизни.
Я сползаю на пол и, решительно открыв коробку, вытаскиваю платье. Хочется забиться в угол, закричать, заплакать. Цинна снова сотворил
– Я снова ставлю на тебя, Огненная девушка, - шепчу я, и по моей щеке скатывается слеза.
Я падаю на свою постель. Хочется уснуть и проспать все на свете. А проснувшись, узнать, что нет больше войны. Нет боли и страданий.
Накрываю лицо подушкой и прижимаю ее к себе руками. Перестаю дышать. Может, и не стоит? Будет легче умереть.
Я пугаюсь, когда легкие начинает немного саднить. Отбрасываю подушку и начинаю тяжело дышать.
Жизнь покатилась под откос после смерти отца. Но Пит подарил мне надежду. А затем я отправилась на Голодные игры. Все опять рухнуло. И Пит опять не дал мне упасть в бездну отчаяния. Я даже не могу представить, как бы я пережила все это без него.
И сейчас, когда снова хочется захлебнуться горем и перестать жить, он рядом. Пит не даст мне потерять себя.
– Китнисс? – голос матери отвлекает меня от размышлений. – Ты здесь?
Она заходит в мою комнату и присаживается на край постели.
Я молча смотрю в полоток.
– Китнисс, нам с тобой нужно поговорить, - она нервно гнет пальцы.
– Что-то случилось?
– я приподнимаюсь на локтях.
– Не знаю, - тихо говорит мама. – Возможно, ты не захочешь это обсуждать.
Я вопросительно смотрю на нее, ожидая разъяснений.
– Я чутко сплю, Китнисс, - продолжает она. – Но дело не в том, что я слышу, как ты уходишь по ночам. Дело в том, что я догадываюсь куда.
– Все ясно, - я быстро сажусь и слезаю с постели. – И да, ты права. Я не хочу это обсуждать.
– Я не говорю, что осуждаю тебя, - вздыхает мама.
– А ты и не имеешь права меня осуждать, - хмыкаю я.
– Китнисс, вы не женаты.
А вот и оно. То самое, что всегда мешает нам с Питом.
– Между мной и Питом ничего не было, - я смотрю матери в глаза. – Если ты об этом.
Я обхватываю себя руками. Мне жутко неловко вести этот разговор. Но уже никуда не деться. Стоит все прояснить.
– Мы просто спим вместе, - продолжаю я. – Это помогает, от кошмаров.
Мама молча кивает и встает. Она уже на пороге комнаты, когда я окликаю ее.
– Мам, - тихо произношу я. – Скажи, ты сразу согласилась выйти замуж за папу?
– Нет, - она качает головой. – Я боялась. Но не смотря на все, что случилось… я испытала счастье в своей жизни.
– Мы с Питом можем скоро погибнуть, ты же понимаешь это?
– Понимаю, - мама кивает. – Поэтому говорю,
С этими словами она оставляет меня наедине с моими мыслями.
Возможно, Цинна был прав во всех своих решениях.
Тишина давит на уши. Царящий в кабинете полумрак угнетает.
– Это никуда не годится, - качает головой Койн. – Нужно было вколоть ей успокоительное еще до вылета. Это же Джоанна Мейсон. На нее нельзя было полагаться.
Я сжимаю подлокотники кресла так, что белеют костяшки. Немного расслабляюсь только тогда, когда рука Пита ложится на мою.
– На следующей неделе у нас запланирован Шестой и Девятый, - говорит Плутарх, глядя в свой блокнот. – Седьмой все равно уже бесполезен.
– Нет, - отрезает Койн. – На этой неделе не было ни одного ролика. Мы восполним этот пробел.
В этот момент в кабинет влетает Крессида.
– Все получилось! – радостно сообщает она.
Все переглядываются между собой. Я вопросительно смотрю на Гейла. В ответ он лишь пожимает плечами.
Свет в помещении гаснет. Включается проектор.
На экране появляется изображение Сойки. Её сменяют кадры из Седьмого. Джоанна рассказывает о себе. Ее показывают ровно до того момента, как она срывается. Кто успел это заснять? Крессида не давала команды…
После Джоанны мы видим Финника и Энни. Короткий рассказ, объятия. Несколько кадров с тренировок. То, как после мы все вместе разговариваем, смеемся.
Наконец, показывают нас с Питом. Кадры из Двенадцатого, где мы идем по городу, держась за руки. Но в следующее мгновение я готова упасть с кресла. На экране мы с Питом страстно целуемся в одном из коридоров Тринадцатого.
Все исчезает, несколько секунд мы видим только черный фон. Затем все показанные кадры начинают очень быстро сменяться один за другим. И наши голоса на фоне. Слова, сказанные нами когда-то, смонтированные в одну фразу.
«Мы не сдаемся! Мы продолжаем жить и бороться!».
Кабинет снова озаряется светом. Крессида с довольной улыбкой стоит, скрестив руки.
– Вы что, следите за нами? – я перевожу взгляд с Койн на Плутарха, затем на Крессиду.
– Специально - нет, - отвечает Плутарх.
– Но нам нужно было что-то смонтировать, и у меня появилась идея, - тараторит Крессида.
Хеймитч усмехается.
– Что-то смонтировать?
– я вскакиваю на ноги. – Не смейте лезть в нашу личную жизнь, выставляя ее напоказ!
Пит поднимается следом за мной и кладет руку на мою талию. Я делаю глубокий вдох, пытаясь не сорваться.
– Мы достаточно играли на камеру в свое время, президент, - начинает Пит. – Безусловно, мы не отказываемся участвовать в съемках. Но должны быть определенные границы. И наша личная жизнь не должна соприкасаться со всем этим.