Неземная
Шрифт:
– Да, - просто ответила мама и, кажется, была абсолютно серьезна.
Я нервно сглотнула:
– Но как же школа? Мои друзья? Твоя работа?
– Ну, пойдешь в новую школу и там, я думаю, заведешь новых друзей. А я буду искать новую работу или найду способ работать дома.
– А как же Джеффри?
Она тихонько рассмеялась и погладила меня по руке, словно это был самый глупый вопрос, что я могла задать:
– Конечно же, Джеффри тоже поедет.
– О, да. Он будет просто в восторге, - я подумала о Джеффри с его бесконечным парадом друзей, бейсбольных матчей, соревнований по борьбе, футбольных встреч и прочего. У нас с Джеффри здесь имелась собственная насыщенная жизнь. В этот момент я в первый раз я поняла, что получила
Мама закрыла книгу и взглянула на меня через кухонный стол, в её взгляде было что-то торжественное:
– Это очень важно, Клара. Видение, твое предназначение – для этого ты была рождена.
– Знаю, просто не думала, что нам придется переезжать.
Я посмотрела в окно и увидела двор, в котором выросла, играя; старые качели, которые мама все никак не могла собраться и снять; розовые кусты вдоль забора, которые росли здесь, сколько я себя помнила. А вдалеке, за забором, едва различимые, виднелись горы, всегда служившие своеобразной границей моего мира. Если бы я прислушалась, то услышала бы привычное громыхание электрички, пересекающей бульвар Шорлайн и музыку из парка Грейт Америка – ведь он всего в двух милях. Я и подумать не могла, что мы когда-нибудь переедем отсюда.
Мама сочувствующе улыбнулась:
– А ты думала, что просто сможешь слетать туда на выходные, исполнить свое предназначение и прилететь обратно?
– Ну, наверное, да, - я смущенно отвела взгляд. – Когда ты скажешь о переезде Джеффри?
– Я думаю, это подождет, пока мы не разберемся, куда же мы, собственно, переезжаем.
– А можно я буду присутствовать, когда ты ему скажешь? Я запасусь попкорном.
– Когда-нибудь настанет и очередь Джеффри, - сказала мама, и глаза её наполнились грустью, всегда появляющейся от мысли, что мы взрослеем слишком быстро. – Когда он получит свое предназначение, тебе придется пройти через то же самое.
– И нам снова придется переехать?
– Мы поедем туда, куда поведет нас его предназначение.
– Безумие какое-то, - я покачала головой. – Это все немножко пахнет сумасшествием, тебе так не кажется?
– Неисповедимы пути ангельские, Клара, - она ухватила мою ложку и зачерпнула из коробки мороженое. Затем улыбнулась, на моих глазах снова превращаясь в веселую, озорную маму, которую я всегда знала. – Неисповедимы пути.
Следующие две недели видение повторялось раз в два-три дня. Только что я занималась своими делами и вдруг, бах, и я уже фактически в копии плаката «Берегите лес от пожара!». Видение настигало меня, где только можно и нельзя: на пути в школу, в душе, за обедом. Иногда ко мне приходили только ощущения, без картинок: жар, запах дыма.
Друзья, конечно же, заметили, что я выпадаю из реальности и дали мне прозвище Кадет, как в этом дурацком шоу «Космические кадеты». Ну, что ж, могло быть и хуже. Заметили и учителя. Но я исправно делала домашние задания, и мне не слишком доставалось за то, что каракули в моих тетрадях все меньше и меньше напоминали конспекты.
Если бы несколько лет назад вы заглянули бы в мой дневник, пушистый и розовый с изображением Китти на обложке и золотым замочком, на который я запирала его от загребущих лап Джеффри, вы увидели бы бессвязные записи совершенно обычной девочки. Корявенькие цветочки и принцессы, записи о школе и погоде, о фильмах, что мне нравились, о музыке, под которую мне хотелось танцевать, о мечте получить роль Феи Драже в Щелкунчике, о том, как Джереми Моррис послал одного из своих друзей спросить, не хочу ли я быть его подружкой и я, конечно же, сказала «нет», потому что с какой стати я буду встречаться с трусом, который не осмеливается меня спросить об этом сам?
А потом я начала вести дневник ангела. Перекидная тетрадка с обложкой цвета полуночного неба с изображением безмятежной женщины-ангела, до странности похожей на маму, рыжеволосой с золотыми крыльями, стоящей на фоне серебряной луны и звезд, с нимбом вокруг головы.
Теперь же в моем дневнике (простом черном молескине) я делала записи исключительно по своему предназначению: рисунки, пометки, детали видения, особенно если они касались загадочного юноши. Он постоянно присутствовал где-то на периферии моего сознания, за исключением, конечно, тех странных моментов, когда в видениях ему доставалась центральная роль.
Я все лучше узнавала его через свое духовное зрение. Знала очертания его плеч, взъерошенные волосы, теплого темно-коричневого оттенка, достаточно длинные, чтобы закрывать уши и касавшиеся воротника, когда я видела его со спины. Руки он всегда держал в карманах куртки из черного, чуть пушистого материала – может, шерсть? Стоя, он переносил весь свой вес на одну ногу, словно собирался уйти. Выглядел худым, но сильным. Когда он начинал поворачиваться, мне становилось видна линия его щеки, в этот момент сердце мое всегда начинало биться чаще, а дыхание перехватывало. Интересно, что он обо мне подумает?
Мне хотелось быть волнующей. Когда я явлюсь ему в лесу, когда он, наконец, обернется и увидит меня, хотелось бы выглядеть хотя бы отчасти ангелом, быть такой же светящейся и легкой, как мама. Нет, я знаю, что выгляжу неплохо. Все полу-ангелы достаточно привлекательны. У меня хорошая кожа, а губы естественно розовые, поэтому я никогда не пользуюсь ничем, кроме блеска. У меня красивые коленки. Ну, мне об этом говорили, но я слишком высокая и тощая, и это не гибкая фигура супермодели, а скорее ближе к «суповому набору». А глаза у меня, хотя и становятся при разном освещении то цвета грозового неба, то голубыми с золотистыми крапинками, слишком велики для моего лица.
Лучшее во мне – волосы. Яркое золото с отблесками рыжины, длинные и волнистые. Когда я иду, они развеваются за мной, как шлейф. Но и с ними тоже проблема – уж очень они непослушные и вечно спутываются, цепляются за что попало: молнии, ручки у машин, еду. Зачесать их или заплетать косу не помогает. Словно они живое существо, рвущееся на свободу. Иногда мне удается их победить и уложить аккуратными локонами у лица, но спустя несколько часов, прическа все равно растрепывается. С моими волосами слово «неуправляемый» поднимается на совершенно новый уровень значения.
С моей дурной удачей, мне ни за что не удастся вовремя спасти парня в лесу, потому что я точно зацеплюсь волосами за сучок за милю или две от нужного места.
– Клара, твой телефон звонит! – крикнула из кухни мама. Я подпрыгнула от неожиданности. Передо мной на столе лежал дневник. На раскрытой странице был тщательный набросок юноши: его затылок, шея, взъерошенные волосы, едва видное очертание щеки и ресниц. Не помню, чтобы я рисовала.
– Слышу, - закричала я ей в ответ. Затем закрыла дневник и сунула его под тетрадь по алгебре, а потом сбежала по лестнице вниз. В доме пахло выпечкой. Завтра День Благодарения и мама во всю пекла пироги. На ней был перепачканный мукой старомодный передник времен 50х (который она приобрела как раз в 50х, хотя в то время и не была домохозяйкой). Мама протянула мне телефон.