Нежданная гостья
Шрифт:
Поднявшись из-за стола, Себастьен извинился, что был столь скучным. Клодин запротестовала, заявив, что хочет знать обо всем происходящем в поместье, но муж бросил на нее странный, полунежный, полужалостливый взгляд, каким ни один мужчина не посмотрит на действительно любимую женщину. А когда Клодин подняла лицо для поцелуя, он коснулся ее губ, но нежно отстранил протянутые к нему руки. Она хотела задать очень важный вопрос, однако не осмелилась. Клодин любила Себастьена, но не была уверена в его чувствах. Ей оставалось только верить, что после рождения ребенка он вернется в супружескую постель, которую покинул с начала недомогания жены, никогда больше даже не намекая на желание близости.
Когда Себастьен
Клодин мысленно возвращалась в тот вечер, когда он прискакал к ней домой с израненными руками и сообщил, что замок теперь принадлежит Розелле. Он был напряжен и сдержан, не ответил на ласковые объятия Клодин, но она приписала это шоковому состоянию от удара по его гордости и сердцу. В последующие дни Себастьен снова стал прежним, таким же любящим и нежным, хотя в глазах застыла печаль о потерянном замке. Однажды он захотел заняться любовью, но с тех пор, как отец Клодин узнал о распутном поведении дочери, за ней неустанно следила зоркая пожилая наставница. Тем не менее Клодин нужно было ускользнуть из дома в залитый лунным светом сад и встретиться там с Себастьеном, умолявшим о встрече. Ее объятия могли бы дать ему утешение и облегчение. Возможно, в первый и последний раз он обратился к ней за настоящей любовью и поддержкой, которые спасли бы их обоих от ужасного отдаления друг от друга. Но Клодин отказала ему.
Теперь она поняла, что может потерять Себастьена, и во всем винила только себя. Клодин нарочно выбросила из головы воспоминания о том, как Себастьен танцевал с Розеллой в день свадьбы, словно та была невестой, а он обезумел от желания. Однако она не могла притворяться слепой и не замечать, какими глазами ее муж смотрит на Розеллу уже после возвращения из путешествия. Клодин не укоряла его за это, зная, что сама выглядит болезненно и блекло. Ее волосы потускнели, а тело распухло до гротескных размеров. Но она не собиралась сдаваться и пыталась снова завоевать внимание мужа. Единственное, что она смогла сделать, – хвататься за любую возможность и быть любящей, веселой и очаровательной, насколько позволяло ее положение. Это поможет Себастьену понять, что, став снова стройной, здоровой и красивой, она превратится в прежнюю Клодин, в чьих объятиях он однажды лежал удовлетворенный и счастливый, нашептывая нежные слова и лаская кончиками пальцев ее тело.
Погруженная в размышления о Себастьене, Клодин молчала, когда они с Розеллой сели в открытый экипаж, но скоро радость от того, что они выехали за ворота замка, взяла верх над невеселыми мыслями. Клодин развеселилась и раскраснелась, махая рукой деревенским детишкам, которые бежали за каретой, пока самый маленький не споткнулся и не разбил коленку. Тогда Клодин приказала остановиться, вышла из экипажа и, осмотрев рану, перевязала ее своим накрахмаленным носовым платком.
Она наслаждалась каждой минутой, проведенной в обществе Филиппа. Втроем они сидели в тенистом саду. Хозяин показывал гостьям альбомы с карандашными и акварельными зарисовками Мартиники и даже фотографии живописного острова. Клодин заметила, как очарована Розелла
Отношение Филиппа морально подбодрило Клодин. Она почувствовала себя все еще привлекательной и желанной, а не тяжеловесной, некрасивой беременной женщиной. Клодин осмелилась подумать о других выездах из дома, конечно, не со знакомыми дамами, чьи зоркие глаза не обманет аккуратно повязанная шаль. Она могла бы наблюдать за скачками из открытого экипажа, смотреть пьесы из театральной ложи, слушать концерты с места за колоннами. Даже предстоящий летний бал, который обсуждали Розелла и Филипп, можно посетить, следя за танцующими из занавешенной ниши, ведь вокруг танцевальной площадки под открытым небом обязательно возведут специальные ложи. Клодин решила быть на балу.
В вечер бала Розелла встретила Клодин на галерее перед главной лестницей, и они с интересом рассмотрели платья друг друга.
– Ты уверена, что моя шаль хорошо скрывает живот? – шепотом спросила Клодин, пока подруги спускались вниз, где их ждали Филипп и Себастьен.
– Не беспокойся, – успокоила Розелла. – Никто не заметит. К тому же будет темно при свете одних бумажных фонариков.
– Я бы хотела остаться с тобой и Филиппом, – снова прошептала Клодин, – но Себастьен сказал, мы должны присоединиться к Софи и Арману. – Она скорчила недовольную гримасу. – Луиза едет с каким-то молодым человеком. Я его никогда не видела. Мадам де Луимонт тоже пожелала отправиться на бал.
– Мама уже готова?
Голос Луизы раздался с порога салона, выходившего в холл. Там она показывала кавалеру свой портрет, ожидая, пока все соберутся.
– Не знаю, – ответила Клодин. – Я не видела ее.
Луиза попыталась скрыть раздражение на мать, которая наверняка опоздает, и на Клодин, которая, по ее мнению, вообще не должна показываться в обществе, и начала представлять высокого светловолосого молодого человека.
– Я бы хотела познакомить вас с месье Марселем Бертье… – Луиза запнулась, ошеломленная видом появившейся на верхней площадке лестницы матери. – Maman! Боже милостивый! Что это?…
Все обернулись туда, куда с ужасом и изумлением смотрела Луиза. Маргарита, не осознавая, какое нелепое зрелище она представляет, разоделась в пожелтевшее атласное платье, модное во времена широченных кринолинов. Декольте и подол украшали помятые розочки, которые, несмотря на определенную прелесть, подчеркивали абсурдность девичьего наряда на постаревшей Маргарите. Волосы, вероятно, причесанные горничной до того, как мадам своевольно переоделась, были поспешно распущены по голым плечам. Результат получился ужасным: мягкие пряди разлетались во все стороны. Маргарита забыла перчатки, зато повязала ленточки вокруг запястий и шеи; на каждом пальце сверкало несколько колец.
Первым пришел в себя Себастьен. Он предостерегающе коснулся руки Луизы, когда та хотела что-то сказать, и молниеносно взбежал по лестнице. Взяв руку матери, Себастьен поднес ее к своим губам.
– Не сомневаюсь, вы были бы царицей бала в этом наряде, – сказал он, улыбаясь, – и уверен, там не было бы более красивой женщины, но сегодня я надеялся увидеть вас в особом платье, которое идет вам, как ни одно другое.
Маргарита рассеянно улыбнулась, удивляясь.
– Какое же это?
– Новое бархатное. Вы забыли его? Оно доставлено из Парижа только на прошлой неделе.