Нежданная любовь

Хейер Джорджетт

Но леди Денни тут же заявила, что это отнюдь не чушь. Сэр Джон волен говорить все, что ему угодно (он не проявил желания воспользоваться этим великодушным разрешением), но она отлично знает, что может произойти, когда неопытная девушка попадает в лапы известному распутнику. Сэру Джону незачем указывать, что Деймрел не станет давать авансы, неподобающие леди в положении Венеции, — вполне вероятно, что это так, хотя трудно что-либо предугадать насчет человека с подобной репутацией, но разве он не может внушить невинной бедняжке любовь к себе, а потом покинуть ее, разбив сердце?

На этот прямой вопрос сэр Джон ответил отрицательно. Он не считает Венецию «невинной бедняжкой» — ей уже двадцать пять, она спокойная здравомыслящая женщина и вполне способна постоять за себя. Сэр Джон выразил надежду, что его супруга не станет устраивать много шума из ничего и вмешиваться в дела, которые ее не касаются.

Подобное возмутительное равнодушие

нельзя было оставить без отповеди, но, выполнив эту обязанность, леди Денни пришла к выводу, что в словах мужа, возможно, есть крупица правды и что знакомство Венеции с повесой скорее всего не приведет ни к каким ужасным последствиям. В любом случае она не собиралась поощрять опасения Эдуарда Ярдли, поэтому, когда он мрачно произнес, что она, несомненно, слышала о несчастном случае с Обри, леди Денни даже выразила радость по поводу того, что Деймрел оказался на месте происшествия и сообразил сразу же послать за доктором Бентуортом.

Это было уж слишком, и лицо Эдуарда приняло суровое выражение. Леди Денни отвернулась от него, чтобы приветствовать мистера и миссис Трейн, но ее отпрыск, заметив явное неодобрение гостя, произнес зловещим шепотом:

— Незачем беспокоиться — мисс Лэнион знает, что может положиться на меня!

Приличия не позволяли Эдуарду поставить на место юного мистера Денни, и ему пришлось сделать вид, что он не слышал этого замечания. Его сомнения вернулись, но позже он утешился словами мисс Денни, которая сказала ему, что ей искренне жаль Венецию. Пред ее мысленным взором маячил образ светловолосого красавца солдата, и Деймрел на его фоне казался старым, безобразным и не вызывающим ни малейшего интереса.

— Бедная Венеция! — вздохнула добросердечная Клара. — Как же ей там скучно! Когда папа привел лорда Деймрела к нам, тот не обратил на нас с Эмили никакого внимания, а с мамой лишь перебросился несколькими пустыми словами. А Венеция ведь очень общительная, она привыкла болтать с вами и с Обри. Вы оба такие умные! Эдуард был польщен, но в его улыбке ощущалось снисхождение к женскому простодушию.

— Надеюсь, я говорю разумные вещи, но не претендую на ученость, — сказал он. — Боюсь, в этом мне далеко до Обри.

— Конечно, он очень начитан, — согласилась Клара.

— Признаюсь, я бы охарактеризовал его именно так, но лорд Деймрел считает, что у него выдающийся интеллект.

— Вот как? Очевидно, так оно и есть — ведь я не понимаю половины того, что он говорит. Но вы тоже очень много знаете, а изъясняетесь более ясно, поэтому я могу следить за вашими спорами, хотя пе настолько умна, чтобы принимать в них участие.

Эдуард был слишком правдив, чтобы разуверять ее на этот счет, но любезно заметил, что не питает симпатии к «синим чулкам», и позабавил Клару парадоксом, что самые разумные представительницы ее пола далеко не всегда самые умные. Она весело рассмеялась.

— Именно это я и имела в виду, говоря, что Венеция найдет лорда Деймрела скучным. Думаю, ему никогда не приходит в голову сказать что-нибудь остроумное.

Таким образом, пока леди Денни пыталась утвердиться в мысли, что Венеция слишком здравомыслящая девушка, чтобы полюбить повесу, Эдуард подбадривал себя, представляя Венецию, скучающую в обществе Деймрела. И так как никто из них не видел ее на протяжении солидного промежутка времени после обеда в Эбберсли, их благодушия не нарушали сведения о том ощущении счастья, которое делало еще более яркой красоту мисс Лэнион.

Обри оставался в Прайори десять дней, и даже погода словно решила сделать их безмятежными для его сестры. Лишь один день был сырым и холодным, но золото осеннего пейзажа проникло в дом, ибо Деймрел зажег камин в библиотеке, и пламя поблескивало на тисненых корешках книг, заставляя их блестеть, как осенние листья на солнце. Деймрел перенес Обри вниз и уложил на диван. Они втроем с Венецией играли в крибидж [24] , рассматривали альбомы с гравюрами, открывали редкие сокровища на книжных полках и горячо спорили обо всем — от сущности материальных вещей до предположения, будто вороная лошадь без единого белого пятнышка должна непременно быть вздорной и норовистой. Потом Деймрел показал свой греческий альбом, приведя Обри в экстаз, а няня, устроившись у окна с неизменным кружевом, удовлетворенно взирала на группу у камина. Лэнионы склонили головы над книгой — Венеция сидела на полу у дивана, Обри что-то объяснял ей, и оба время от времени поднимали взгляд на Деймрела, прислонившегося к спинке дивана, засыпая его вопросами. Няня смотрела на Венецию и Обри как на детей, а на Деймрела как на взрослого, добродушно позволяющего им приставать к нему. Возможно, не следовало разрешать им запросто общаться с грешником, но, хотя Писание предупреждает, что грешные подобны бурному морю, чьи воды извергают грязь и мерзость, оно также велит остерегаться клеветников и лжесвидетелей. «Всякий друг

разносит клеветы», — говорил пророк Иеремия, и достаточно было посмотреть вокруг, чтобы понять, как правдивы эти слова. Няня все более склонялась к мысли, что его лордство был жертвой наветов. Она видела, что он держится, как подобает джентльмену его возраста, и ведет себя с мисс Венецией и мистером Обри скорее как дядя, чем как соблазнитель, прекрасно понимая, как нужно обходиться с такой своевольной нарой. Если его лордство в самом деле сбежал с замужней леди, то это произошло много лет назад, и няня знала, что из себя представляют подобные женщины. Помоги Небо тому молодому человеку, в которого вонзит коготки одна из этих шлюх! И если всего год назад в Прайори и впрямь творились нечестивые дела… Ну, Писание велит грешным становиться на путь истинный, и, возможно, его лордство так и поступил. Няня знала лишь то, что сейчас здесь не происходит ничего нечестивого.

24

Крибидж — карточная игра.

Деймрелу понадобилось три дня, чтобы обвести няню вокруг пальца. Обри едва не испортил дело, начав хихикать, когда Деймрел соглашался с ней, что пустая затея пытаться избавиться от моли, зачехляя всю мебель, что стулья, столы и шкафчики в гостиных необходимо полировать, что весь дом следует привести в порядок. Этого было достаточно для няни, которой в Андершо никогда не дозволялось посягать на сферу деятельности миссис Гернард. Но миссис Имбер, создание робкое и беспомощное, делала все, что ей скажут, и была только рада советам и указаниям. Няня, с величайшей неохотой приехавшая в Прайори, теперь наслаждалась пребыванием здесь и не собиралась уезжать, пока с помощью Имберов, жены садовника и толстой девушки из деревни не поставит весь дом с ног на голову, как с негодованием характеризовал ее намерения Имбер. Впервые с тех пор, когда она царствовала в детской Андершо, няня обрела неограниченную власть и, придя к выводу, что Деймрела можно не опасаться, ослабила бдительность и бродила по огромному, беспорядочно сооруженному дому, теребя своих рабов и так глубоко погрузившись в хозяйственные дела, что не замечала блеска в глазах Венеции и не подозревала, что, когда ей казалось, будто ее воспитанница отправилась домой, та в действительности сидела с Деймрелом в саду, гуляла с ним по берегу реки или позволяла ему сопровождать ее в Андершо самым длинным маршрутом.

Конюх и слуга Деймрела были в курсе дел, но Нидд не рассказывал няне, сколько часов провела в конюшие Прайори лошадь, запряженная в двуколку Венеции, а Марстон не сообщал ей, когда Венеция уезжала домой в компании его хозяина.

Нидд считал положение несколько странным, но когда делился этими мыслями с Марстоном, получал в ответ непроницаемый взгляд. Однако Марстон тоже находил происходящее странным, так как соблазнять молодых невинных леди было совсем не в духе его лордства. Возможно, он был слишком связан традициями, чтобы путаться с девушками благородного происхождения, но за все годы служения лорду Деймрелу Марстон ни разу не видел, чтобы тот волочился за такой леди, как мисс Лэнион, или вел себя с кем-либо из своих возлюбленных так, как с ней. С того дня, как лорд Деймрел доставил в дом мистера Обри, он ни разу не скучал и не пребывал в мрачном настроении. До сих нор его лордство редко задерживался в Прайори больше чем на день-два, а сейчас даже написал лорду Флейвеллу, что не сможет приехать в его охотничий домик. Вернутся ли они в Лондон, когда мистер Обри покинет Прайори? Милорд не строил конкретных планов, но думал, что на какое-то время останется в Йоркшире.

Возможно, лорд Деймрел забавлялся новой разновидностью флирта, но это походило на серьезное ухаживание. Если так, то Марстона интересовало, знает ли мисс Лэнион, какую жизнь вел его лордство, и что скажет об их отношениях ее старший брат.

Марстон был бы шокирован, узнав, как много известно Венеции и как ее забавляли самые скандальные похождения Деймрела, и его поразила бы та непринужденная дружба, которая возникла между этой странной парой.

Незнакомый человек мог бы принять их за родственников, настолько откровенными и лишенными церемоний были их разговоры, абсолютно непохожие на праздный флирт. Приняв в качестве тактики хорошо известной ему игры роль fidus Achates [25] , Деймрел вскоре стал давать Венеции советы по поводу ведения дел старшего брата или обсуждать с ней трудности, возникающие вследствие твердых намерений ее младшего брата позволить своему мощному интеллекту окончательно изнурить хрупкое тело. Впрочем, он прямо предупреждал, что у нее мало надежды отвлечь Обри от его всепоглощающей страсти к знаниям.

25

Верный Ахат (лат.). Ахат — друг Энея в «Энеиде» Вергилия.