Нежеланный брак
Шрифт:
— Как вы думаете, к чему нам эта штуковина? — лениво спросил он.
— Может быть, повесить ее над дверью? — предложила она, поскольку давно заметила, что над парадным подъездом особняка висит гранитная плита с гербом де Во.
— Или над нашей постелью?
Бет покраснела и отвернулась.
— Опять вы за свое, — усмехнулся он. — Но ведь нам предстоит на днях заняться этим, вы не забыли?
Бет бросила отчаянный взгляд на конюха и грума.
— Естественно, что я немного нервничаю, — пробормотала она.
— Или
— Вы обещали никогда больше не касаться этой темы! — Она заставила себя прямо и решительно посмотреть ему в глаза.
— Простите. Но вы реагируете так странно на некоторые темы наших разговоров, что я невольно начинаю вас подозревать.
Бет пришла в ярость.
— А вы не можете подозревать, что я страдаю от естественной девичьей стыдливости? — свирепо прошипела она.
— Могу, — ответил он, правда, не очень уверенно.
— Вы грубый, похотливый мужлан! — выпалила она, и ей показалось, что грум поморщился. Что ж, наверное, слуги Белкрейвенов привыкли присутствовать при весьма откровенных беседах господ.
— Да к тому же отягощенный низменными потребностями, — добавил он в ответ, хотя Бет видела, что в нем клокочет ярость.
Остаток пути они провели в напряженном молчании.
Когда он помог ей выйти из экипажа возле парадного входа, Бет попыталась улизнуть к себе, но он ее удержал:
— Не спешите. Помните о нашем соглашении.
— Если вы думаете, что нам удалось обмануть слуг, значит, вы еще глупее, чем я предполагала, — вспылила Бет, провожая взглядом экипаж.
— Но ведь вы никогда не считали меня глупцом, Элизабет. Слуги многое замечают, но это не повод вести себя вызывающе. Вы давали мне слово, что на людях будете придерживаться приличий.
Бет круто повернулась к нему. К счастью, никого из слуг не было поблизости.
— А вы дали мне слово поверить в то, что я честная женщина!
— Не совсем так. Я обещал вести себя с вами, как если бы вы были честной женщиной. Не думаете же вы, что я поверю, будто вы наивный маленький цыпленок? Женщина, которая читает классику, просто не может быть такой.
— Между пустоголовой идиоткой и бесстыдной шлюхой существует большая разница!
— Только не на взгляд мужчины, — задумчиво протянул он. — Значит, вы продолжаете настаивать на своем?
— Я не принадлежу мужчинам! — заявила Бет.
— Вы принадлежите мне.
— Нет. Я принадлежу только себе, и так будет всегда.
Дьявольская усмешка блеснула в его глазах, и вдруг он обеими руками сжал ее горло. Бет похолодела от ужаса.
— Что…
— Меня одолевает желание задушить вас, — проговорил он таким тоном, как будто наблюдал за собой со стороны. — Интересно, прав ли Николас?
Бет изумленно смотрела на него. Да он спятил! Она с трудом сглотнула, ощущая на своем горле стальную хватку маркиза. Если он надавит чуть сильнее, она
И вдруг он ослабил хватку, его пальцы начали ласково поглаживать ее подбородок, отчего по ее телу растеклась сладостная дрожь, с которой она не в силах была бороться. Он наклонил голову к ней.
— Не нужно, — взмолилась она, но он ее не слушал.
Его губы оказались твердыми, теплыми и ласковыми, но Бет все равно испугалась. Она попыталась вырваться из его объятий, но тщетно. Тогда она застонала в знак протеста, но в тот же миг тело ее охватила истома, и она обессилела в его объятиях.
Маркиз отстранился, и ей сразу стало холодно и одиноко. Он медленно провел большим пальцем по ее дрожащим губам.
— Возможно, Николас прав, — прошептал он. — Но я снова вынужден извиниться. Я не хотел пугать вас, к тому же, как вы справедливо заметили, нет необходимости торопиться с удовлетворением моих низменных потребностей. А, Томас…
Бет вздрогнула и, обернувшись, увидела лакея, который почтительно замер на расстоянии. Интересно, давно ли он здесь?
— Проводите мисс Армитидж в ее апартаменты, — приказал маркиз и взглянул на Бет: — До встречи, моя дорогая.
Бет присела в реверансе, затем выпрямилась и пошла за лакеем, но по дороге оглянулась. Маркиз хмуро смотрел ей вслед. Он сердится? Или, может быть, его одолевают те же сомнения, что и ее?
Тревожный и озадаченный взгляд Бет насторожил Люсьена. Разумеется, у нее были причины для смущения, но она и сама могла повергнуть любого мужчину в пучину ада. Она постоянно спорила с ним и бросала ему вызов, противилась его естественному стремлению овладеть ею и заставить считать его своим господином.
Он мог бы запугать ее, заставить подчиняться ему. Он мог бы даже ее соблазнить, если бы взялся за дело всерьез.
Самое смешное, что он начал сомневаться в своих силах. Мысль о том, чтобы огорчить Элизабет, была ему отвратительна.
Ему действительно хотелось иногда ее придушить, но лишь для того, чтобы она обратила на него внимание, чтобы увидела в нем живого человека, а не тирана, каковым она его себе представляла. Он хотел целовать ее. Он хотел соблазнить ее, свести с ума, заставить понять, что он ей необходим.
Никогда прежде ни одна женщина не вызывала в нем подобных чувств, и он не был уверен, что не сходит с ума.
На следующий день состоялся прием для местных жителей. Вся знать и люди, в той или иной степени пользующиеся влиянием, были приглашены в бальный зал, куда подали вино и закуски, оркестр тихо наигрывал произведения Моцарта. Менее важные персоны довольствовались пикником на лугу, где для них разбили шатры и потчевали элем, а специально нанятый оркестр играл сельскую музыку.