Нежеланный брак
Шрифт:
Эта речь маркиза была принята с восторгом и двусмысленными шуточками у тех гостей, которые ее слышали. Миссис Суиннамер тут же оказалась поблизости, чтобы прийти на помощь любимой дочери. Она выглядела расстроенной и даже разъяренной, а Феба лишь слегка нахмурилась. Бет вдруг пришло в голову, что Феба только теперь поняла, что маркиз вовсе не ослеплен ее красотой.
— Должна признаться, мне жаль бедную дурочку, — шепнула она маркизу, когда он вел ее к столу с освежающими напитками.
— Не стоит ее жалеть, — отмахнулся он. — Она чем-то
— Если вы постоянно будете думать о том, как бы обойти ее стороной, то в результате когда-нибудь окажетесь в ее сладких сетях, — проворковала Бет.
— Хотите вина? — Он усадил ее за стол в тихом уголке. — Вы предпочитаете глинтвейн или оршад?
— Лучше глинтвейн.
Маркиз сделал знак лакею, стоящему в дверях.
— Если вы захотите пожаловаться кому-либо, знайте, что всему виной моя матушка. Это она навязала мне Фебу.
— Наверное, потому, что считала ее подходящей для вас женой? — спросила Бет, которая считала герцогиню более скрытной, чем та хотела казаться.
— Она считала ее наиболее приемлемой, — поправил ее маркиз. — Она честно хотела сделать все, что от нее зависело. — Появился лакей, и он передал Бет охлажденный напиток. — Должен признаться, что во всем виноват я сам. Феба решила, что у меня серьезные намерения, а я попался в ее ловушку. И дело не в том, что она красива, — пояснил он, — а в том, что она обладает отполированной, обманчивой наружностью. У меня однажды появилось желание разрушить ее безукоризненно созданный образ. Это могло бы оказаться фатальным, если бы я вовремя не остановился.
Он во второй раз говорил с ней, как с человеком, которому доверял и которого, возможно, даже любил.
— Я уверена, — заметила Бет, потягивая вино, — что однажды даже такая женщина, как Феба, проснется со спутанными волосами и на смятой простыне.
— Вы так думаете? — задумчиво протянул он. — Я часто размышлял об этом. А вдруг она найдет в себе силы отвергнуть логичный конец первой брачной ночи?
Бет похолодела. Глинтвейн попал не в то горло, и она закашлялась. Он забрал у нее из рук бокал прежде, чем его содержимое успело расплескаться на ее шелковое платье.
— Вы в порядке? — спросил он. — Не думал, что это так вас разволнует.
— Я в порядке, — ответила она, вставая со стула. — Кажется, мой партнер по танцам непозволительно тянет время. Он поставил на столик бокал и обнял ее за талию.
— Я требую права первенства, — заявил он, внимательно глядя на нее. — В чем дело? Понятно, вас беспокоит страшная перспектива брачного ложа. Снова взыграла девичья скромность? — В его голосе слышалась прежняя издевка.
— Неужели это так трудно понять?
— Понять можно, только это чертовски утомляет, — ответил он, и Бет поняла, что он употребил слово «чертовски» не случайно. — Вам придется сделать выбор, моя дорогая. Как вы хотите, чтобы с вами обращались? Как с экзотическим цветком, защищали от жестокостей этого мира, а также — и
— Лучше как к равной, — подумав, ответила Бет. — Но надеюсь, это не лишит меня права испытывать чувства, которые обычно испытывают девственницы, милорд. Разве мужчины не бывают растерянны или неуверенны в себе накануне серьезных событий в их жизни? Например, накануне дуэли?
— В этом смысле я девственник, — засмеялся маркиз. — Я имею в виду дуэли. Значит, вы представляете себе нашу первую брачную ночь в виде дуэли? Пистолеты на двадцати шагах? — Он лукаво улыбнулся. — Думаю, нам больше подошел бы кулачный бой или, по крайней мере, шпаги.
Бет смущенно покраснела, хотя знала, что у нее нет оснований обижаться.
— Я надеюсь, что наше супружеское ложе будет отмечено не борьбой, а миром, — проговорила она.
— Если вы настолько честны, насколько хотите казаться, то наше супружеское ложе будет отмечено кровью, — очень серьезно сказал он. — Кровь обычно не является производным от мирных отношений.
Если до этого момента щеки Бет заливал румянец от смущения, то теперь она побледнела как полотно. Он говорил справедливые вещи, но в его словах была жестокость и память об их прежних конфликтах.
— Простите. — Он, вздохнув, взял ее за руку. — Я не очень умею строить такие отношения с женщинами. Вы требуете не того, что я привык давать. Как бы вы ни были самостоятельны и независимы, я предпочитаю относиться к вам, как к экзотическому цветку. По крайней мере, до поры до времени. Может быть, вы сделаны из стали, но мои нервы такого напряжения не выдерживают.
Он ввел ее в бальный зал, где контрданс был в полном разгаре, и они влились в толпу танцующих гостей. Маркиз махнул рукой оркестрантам, как заправский дирижер:
— Поиграйте еще немного…
Бал в честь их помолвки подходил к концу, и Бет постепенно расслабилась, сдержанность уступила место безудержной радости, кровь закипела в жилах, последние сомнения улетучились.
Она беспечно улыбнулась и отдалась во власть легкомысленного танца.
С этого дня маркиз стал относиться к ней весьма благосклонно, но не более того. Они больше не вели доверительных разговоров, но Бет и не принуждала его к этому, для нее главное было — не провоцировать очередные конфликты.
Кроме того, Бет ужасно уставала от круговерти ежедневных приемов и светских раутов, где должна была изображать счастливую невесту, которой не терпится отправиться под венец, — разумеется, в благопристойной и изысканной манере.
Маркиз иногда проводил время в клубе или с друзьями, а у Бет не было возможности отдохнуть и расслабиться. Однажды вечером, когда пришло время ехать в театр, она вдруг, ко всеобщему изумлению и ужасу, разрыдалась. Неожиданно для себя она кинулась в объятия маркиза, просто потому, что он оказался ближе, чем другие члены семьи.