Неженка
Шрифт:
— Я хочу кое о чем спросить тебя.
— Я не хочу разговаривать об этом. — Тедди вызывающе просунул свои пальцы через металлическую решетку.
Далли также высунул руку наружу, надеясь, что ему удастся правильно провести следующую часть разговора.
— Тебе не случалось отправляться играть с другом, а когда ты приходил к нему, оказывалось, что, пока тебя не было, он построил что-то замечательное, например, форт или крепость?
Тедди осторожно кивнул.
— Может быть, пока тебя не было, он сделал качели или построил гоночную дорожку для своей машины?
— Или сделал классный планетарий из мусорных ящиков и фонарика, — вставил Тедди.
—
Далли выпустил из рук ограждение, не спуская глаз с Тедди. Ему хотелось убедиться, что мальчик следит за его мыслью.
— Ну вот, тебе обидно, и вместо того чтобы сказать другу, какой прекрасный планетарий он построил, ты задираешь нос и говоришь ему, что тебе вовсе не кажется это стоящим, хотя перед тобой — лучший планетарий, какой ты когда-либо видел.
Тедди медленно кивнул, ему было интересно, что взрослые могут разбираться в подобных вещах. Далли положил руку на подзорную трубу, которая была направлена на Нью-Джерси.
— Именно это и случилось со мной, когда я тебя увидел.
— Как это? — удивленно спросил Тедди.
— Смотрю: вот этот мальчик, и он действительно замечательный — умный и смелый, но я ничего не сделал, чтобы он вырос таким, и мне стало обидно. Поэтому вместо того, чтобы сказать его маме: «Эй, ты вырастила замечательного парня!» — я начал вести себя так, как будто этот парнишка вовсе не стоящий и он был бы гораздо лучше, если бы я помогал его воспитывать!
Он не спускал глаз с лица Тедди, пытаясь разобраться по его выражению, понимает ли его мальчик, но Тедди молчал.
— Ты можешь понять подобную ситуацию? — спросил наконец Далли.
Другой мальчик мог просто кивнуть, но ребенку, коэффициент умственного развития которого был равен ста шестидесяти восьми, нужно было время, чтобы осмыслить услышанное.
— Может, пойдем посмотрим на тех Кинг-Конгов? — вежливо спросил он.
Церемония у статуи Свободы пришлась на дивный майский день — с мягким ароматным ветром, васильково-синим небом и ленивым полетом морских чаек. Этим утром три катера, украшенных красным, белым и голубым, пересекли Морской порт Нью-Йорка и направились на остров Свободы. Они причалили к пристани, куда обычно паром «Серкл Лайн» привозит туристов. Но в ближайшие несколько часов никаких туристов на острове не будет — остров отдан в распоряжение нескольких сотен человек.
Статуя Свободы возвышалась над трибуной, специально построенной на лужайке на южной окраине острова рядом с основанием статуи. Обычно публичные церемонии проходили на огороженном участке за статуей, но команда устроителей из Белого дома выбрала именно это место с лицевой стороны статуи и открытым видом на порт, считая его более фотогеничным для прессы. Франческа в палево-фисташковом платье и жакете из шелка и чесучи цвета слоновой кости сидела в одном ряду с другими почетными гостями, высшими правительственными чиновниками и судьей Верховного суда. За кафедрой президент Соединенных Штатов говорил об Америке как о стране надежд, и слова его эхом разносились из динамиков, развешанных на деревьях:
— Мы собрались сегодня на праздник — старый и юный, черный и белый, из скромных семей и рожденные в богатстве.
У нас различные религиозные верования и разные политические убеждения. Но все мы находимся под сенью великой Леди Свободы, все равны, все унаследовали ее пламя…
Сердце Франчески было наполнено
Далли, воткнув булавку с американским флагом в отворот своего синего пиджака, сидел рядом с мисс Сибил; по другую сторону от него расположились Тедди и Холли Грейс. За ними сидела Наоми, что-то нашептывая на ухо своему мужу. После родов она выглядела более здоровой, но, оставив свою девочку четырех недель от роду всего на полдня, нервничала и не находила себе места. Наоми и ее муж носили черные нарукавные повязки, протестуя против апартеида. Натан Хэрд сидел рядом со Скитом Купером; Франческа подумала, что это интересное сочетание. За Скитом до конца ряда растянулась группа юных женских лиц — черных и белых, некоторые слишком накрашенные, но во всех светилась искра надежды на будущее. Это были беглянки Франчески, и она была тронута, что многие из них захотели сегодня быть рядом с ней. Даже Стефан позвонил из Европы этим утром и поздравил ее, и она выведала прекрасную новость — сейчас он наслаждается обществом красивой молодой вдовы итальянского промышленника. Только Джерри не откликнулся на ее приглашение, и Франческа ощущала его отсутствие. Она предполагала, что он все еще сердится за очередной отказ выпустить его на экран в своей передаче.
Далли поймал ее взгляд и улыбнулся. Эта улыбка говорила яснее слов, как Далли любит ее. Несмотря на все различия, они ощущали духовную близость.
Тедди уютно устроился около Холли Грейс, а не около отца, но Франческа подумала, что вскоре эта ситуация разрешится сама собой, и не стала портить себе удовольствие в такой день. Через неделю они с Далли должны пожениться, и она чувствовала, что никогда а жизни еще не была так счастлива.
Речь президента подошла к концу:
— И поэтому Америка — все еще страна возможностей, страна личной инициативы, о чем свидетельствует успех тех, кого мы сегодня чествуем. Мы — величайшая страна в мире…
Франческа делала программы, посвященные бездомным в Америке, бедности и несправедливости, расизму и дискриминации по половому признаку. Она знала все недостатки этой страны, но сейчас была согласна с президентом. Америка не была идеальной страной, в ней было много эгоизма, насилия и алчности. Однако сердце этой страны стучало в правильном ритме, хоть и не всегда все части этого огромного организма работали правильно.
Президент закончил речь под аплодисменты; телекамеры были направлены на него, чтобы показать церемонию в вечерних новостях. Затем вперед выступил член Верховного суда. Хоть она не видела позади себя Эллис Айленд, Франческа воспринимала присутствие этих людей как благословение; она вспомнила о тех толпах иммигрантов, которые пришли на эту землю, имея лишь одежду на плечах и твердую решимость построить новую жизнь. Из миллионов, прошедших через эти золотые ворота, она была самой ничтожной.
Франческа стояла в одном ряду с другими, и улыбка тронула ее губы, когда она вспомнила девушку двадцати одного года .от роду, ковылявшую по луизианской дороге в розовом платье эпохи Гражданской войны с чемоданом от Лоис Вуттон. Она подняла руку и начала повторять слова, которые произносил член Верховного суда:
— Этим я заявляю под присягой, что совершенно и полностью отказываюсь и отрекаюсь от верности и преданности любому зарубежному государю, владыке, государству или суверену…