Нежить
Шрифт:
19 флеймрула—14 элесиаса, год Голубого Пламени
Зеркало, выглядевший сейчас бледным подобием человека, которым он был при жизни, проследовал за Барерисом в стойла грифонов. После возвращения барда призрак снова приобрел привычку всюду следовать за ним по пятам.
При виде Аота Барерис отдал честь и вытянулся во фрунт. Боевой маг заставил его оставаться в такой позе в течение некоторого времени, но в конечном итоге произнес:
— Я забираю командование Грифоньим Легионом.
— Разумеется, —
— Радушными словами нашу дружбу не вернуть, — резко бросил Аот, — даже если ты подсластил их магией.
Барерис поджал губы.
— Я этого не делал. То была ошибка, и больше я никогда её не совершу. Если пожелаешь, я готов хоть сейчас выйти из Грифоньего Легиона.
— А разве от него хоть что–нибудь осталось? — Копьем Аот обвел напоминавшие пещеры стойла, многие из которых пустовали или были заняты больными животными. Резкая вонь целебных мазей, которыми лечили их раны и ожоги, смешивалась с привычным наполовину птичьим, наполовину кошачьим запахом гнездовий.
— Это верно, капитан, многие наездники и грифоны погибли. Но нам удалось убить Ксингакса и уничтожить его фабрику нежити.
— Больше для тебя ничего не имеет значения, разве не так? Только твоя месть.
— Отрицать не буду. Но в данном случае таково было порученное мне задание.
Аот вздохнул, чувствуя, что его гнев понемногу угасает.
— Ты прав. И, к счастью, тебе хватило ума не тащить с собой в Верхний Тэй весь легион. Возможно, когда остальные вернутся из Дельхумида, окажется, что мне ещё будет кем командовать. Но, учитывая последние известия, я бы не стал на это рассчитывать.
Барерис нахмурился.
— Дела идут куда хуже, чем я ожидал. Я здраво оцениваю степень опасности, но никогда и предположить не мог, что эта кампания окажется настолько разгромной.
— А тебе никогда не приходило в голову, что на это могут быть причины? За исключением очевидных, разумеется.
— Что ты имеешь в виду?
Аот сделал вдох.
— Я уже говорил тебе, что, будучи слепым, периодически видел вещи, недоступные взгляду обычного человека. Теперь, когда я снова обрел зрение, ничего не изменилось, и даже более того — я могу видеть в темноте или сквозь повязку на глазах, а, если иллюзионист сотворит иллюзию, её изображение наложится на то, что существует на самом деле.
— Это… кажется, полезно.
— Время от времени я также вижу образы. Когда ты изменил ход моих мыслей, я увидел, как ты размахиваешь похожей на меня марионеткой, а, когда солдаты пришли отвести меня на смерть…
— Кто–то приказал тебя убить?
Аот проигнорировал вопрос барда.
— Я увидел в их руках ножи. А недавно я увидел, как лицо Маларка превращается в голый череп.
Барерис заколебался.
— Ты полагаешь, что этот череп — символ того, что он верен Сзассу Тэму или представляет смертельную угрозу для нашего дела? Но может ли это всего лишь означать, что Маларк является умелым воином и убийцей? Подтверждение этому мы и сами не один раз видели.
— Верно. Это мне уже известно, потому–то моим новым глазам совершенно не было нужды демонстрировать мне подобный образ.
—
— Могу.
— Почему из всех людей именно Маларку предавать нас после десяти лет борьбы? Он был с нами, когда мы отвергли предложение самого Сзасса Тэма, и не дал личу взять Безантур в течение первых десяти дней войны.
— Понятия не имею. Я всегда ему доверял и хотел бы, чтобы так продолжалось и впредь. Я уже упоминал о том, что чуть не погиб. Зулкирам взбрело в голову подвергнуть меня вивисекции, чтобы больше узнать о голубом пламени. Если бы не Маларк, меня бы тут не было. Из–за этих подозрений я и сам чувствую себя грязным предателем.
— Но ты видел, как его лицо превращается в череп.
— И это ещё не все. Кто, за исключением зулкира, способен нанести нам больше всего вреда, если переметнется к врагу? Тот, кто возглавляет нашу шпионскую сеть, собирает информацию, рассылает приказы и сведения. Он может выдавать Сзассу Тэму всю нашу диспозицию и планы. Отправлять наши войска в засады или туда, где прошло голубое пламя. Сеять вражду и недоверие между офицерами. Коссут свидетель, они глотки друг другу готовы перегрызть за свои должности.
Барерис потер подбородок.
— Пока что ты меня не убедил, но во время обратного перелета мы попали в интересную переделку.
— Какую?
— Части войск Димона перегородило дорогу недавно образовавшееся ущелье, а из него вылезло чудовище. Они не ожидали наткнуться там на какие–либо препятствия и решили, что голубое пламя прошло по этой дороге совсем недавно. Но наездники на грифонах целый день летели на большой высоте, откуда прекрасно просматривались все окрестности, но мы не заметили никаких признаков голубого пламени.
— Значит, Маларк мог специально заманить войска Димона в западню.
— Полагаю, что да. Но почему ты мне–то об этом рассказываешь? Обратись со своими подозрениями к зулкирам.
Аот нахмурился.
— Не могу. Не могу обвинить друга, пока не буду уверен на все сто процентов. Тем более я не хочу этого делать из–за того, что причиной моих подозрений послужили мои глаза.
— Понимаю. Ты и так чуть не стал их подопытным животным. Если они узнают, что у тебя проявились сверхъестественные способности, то все же могут решить тебя препарировать.
— Верно. И, что ещё хуже, я не могу не признавать, что Дмитра Фласс высоко ценит Маларка и доверяет ему настолько, насколько зулкир вообще способен кому–нибудь доверять. И не без причины. В Крепости Сожалений он спас ей жизнь.
— Значит, обвинить Маларка ты не можешь, по крайней мере, сейчас, но и забыть увиденное не в силах. Тебе требуются доказательства, и мне ты рассказал об этом потому, что нуждаешься в моей помощи. Почему? В смысле, почему я?
Хороший вопрос. Наверное, причина состояла в том, что, даже несмотря на свое предательство, на протяжении десяти лет Барерис был ему верным товарищем. Стоило Аоту оказаться в беде, как бард, несмотря на всю свою замкнутость, мрачность и наплевательское отношение к собственной жизни, делал все возможное, чтобы ему помочь.