Неживая вода
Шрифт:
Потом Игнат очнулся и сквозь белесую мглу различил сгорбленную фигуру Марьяны — она сидела в сугробе подле него, и дрожащими пальцами разрывала рубаху на полосы.
— Где… навь? — первым делом спросил тогда Игнат. — Ушла ли?
Распухший язык с трудом ворочался во рту.
Услышав его голос, Марьяна вздрогнула, вскинула голову, и вдруг заревела — негромко, но надрывно, сглатывая слезы и первые, медленно падающие с неба снежинки. Плакала Марьяна недолго, бормотала что-то себе под нос, из чего Игнат мог понять только несколько слов вроде "слава
— Сейчас, Игнатушка, — забормотала она, с прежним рвением домучивая рубаху. — Сейчас помогу тебе… да ты лежи, лежи! — прикрикнула она на попытку Игната подняться.
Он подчинился. Руки дрожали, тело казалось чужим, отяжелевшим, будто кто-то медленно закачивал под кожу расплавленное олово.
— Помощь нужна, — прохрипел Игнат. — Где дядя Касьян?
— Где, где! — грубо передразнила девушка, и в ее голосе послышалась злоба. — Нету твоего Касьяна. Никого нету! Разбежались, как зайцы…
Она не договорила, сглотнула слюну. Ее плечи затряслись снова, но Марьяна сумела взять себя в руки. Усмехнулась в надвигающихся сумерках.
— Трусы они, Игнаш, — сказала она. — Сильные только с девчонкой связанной да с парнем безоружным. Ничего! Дай только к людям выбраться!
Ее чуть простуженный, но уверенный голос вселял надежду. Ее пальцы оказались горячими, невесомыми, и боли не было — по крайней мере, Игнат не чувствовал ничего, кроме изнуряющего жара. Он подозревал, что это не очень хороший знак, но старался не думать о возможных последствиях: перед ними теперь стояла другая, куда более важная задача — выжить. Выбраться к жилью и теплу, пока не началась метель.
После нескольких неудачных попыток Игнату все-таки удалось подняться на ноги.
— Надо будет — на горбу тебя потащу, — сказала ему Марьяна тихо и совершенно серьезно. — Не успела поблагодарить тебя за спасение, так благодарю теперь. Если выживем — вечно твоим должником буду.
Вклинившееся в эту фразу тревожное "если" совсем не понравилось Игнату. Но он попытался улыбнуться девушке и ответил:
— Дойти я и сам дойду. Нешто не мужик?
Так, в молчании, поддерживая друг друга, они покинули опушку, и по зарубкам Игнат указал направление — туда, где пролегала дорога, соединяющая кладбище, родную деревушку и соседские Малые Топи. Но до метели им успеть не удалось.
Взревел ветер, будто ударил в бубен, и нутряной гул прокатился над тайгой. Это снежная буря закружилась, заплясала над миром. Укутала белой шалью далекую, оставшуюся в прошлом Солонь, и тушу черного вепря на опушке, и деревянные кладбищенские кресты… Ничего этого больше не увидит Игнат, и снежное полотно, развернувшееся над миром, станет новой страницей его жизни.
Если только он переживет эту бурю.
— Ночь близится, Марьян, — хрипло проговорил Игнат, прижимаясь щекой к жесткой чешуе соснового ствола. — Темнеет уже.
— А я уверена, выйдем скоро! — упрямо возразила ему девушка. — Еще немного,
— Смогу, — согласился он. Снова обтерся тяжелой, трясущейся рукой. Где-то под лопаткой болезненно заныло, и кипящая вулканическая лава опять потекла по спине. К запаху сосновой коры тут же примешался другой — еле уловимый запах оцинкованного железа.
"Так пахло от нави", — подумал Игнат.
Он не мог обернуться назад — тело оказалось слишком неповоротливо, — но был даже рад этому, потому что и так знал причину этого металлического запаха. И метель аккуратно зачищала ластиком кровавую строчку, оставленную Игнатом.
— Я бы на дерево забрался, — сказал он. — Да только сил теперь нет… Да и не увидеть ничего.
— Не увидеть, — согласилась Марьяна. — В такую непогоду ничего не увидеть. Деревни далеко, а на дорогах фонарные столбы давно в негодность пришли. Это если правильно идем…
Голос девушки дрогнул. Она тряхнула головой, снежное крошево теперь покрывало ее темные волосы, будто седина. И ледяные бабочки страха защекотали Игната изнутри своими колючими крылышками.
— А если заблудились, — заговорил он хрипло. — Даже если заблудились — то под снег уйдем. Мне егерь Мирон рассказывал…
При упоминании имени одного из своих мучителей, Игнат осекся, сглотнул тяжелую слюну — вспомнил укус металла между лопаток, и перекошенные лица мужиков, и неподвижные фигуры на фоне чернеющего леса…
— … рассказывал, как можно в непогоду укрыться, — продолжил Игнат. — Выкопаем снежную траншею, да и переждем ночь. Без огня только плохо… Замерзнем…
— Пока двигаемся — не замерзнем! — возразила Марьяна. — А про укрытие ты хорошо придумал. Так и сделаем, только давай еще немного пройдем? Совсем чуть-чуть… Дойдешь ли?
— Я-то дойду. Только вдруг блуждаем?
— А вот и нет! — заупрямилась Марьяна. — Чую, выйдем скоро.
— Ну, если чуешь, — улыбнулся в полумраке Игнат.
Он осторожно отлепился от сосны. Колени дрожали, руки дрожали тоже. Снежная пудра щедро просыпалась под одежду, которая теперь стала сырой и тяжелой, а это означало неминуемое переохлаждение организма.
"Навь никого не оставляет в живых", — понял Игнат.
Она лишь позабавилась со своими игрушками, сломала и выбросила на обочину жизни, как еще раньше выбросила Званку. И лучше бы убила быстро, чем обрекать на мучительную и страшную смерть от стужи и одиночества в этом неживом лесу.
Они брели медленно, чересчур медленно, то и дело останавливаясь передохнуть возле сосен, увязая в сугробах, становившихся с каждым шагом все рыхлее и выше. Невыносимая тяжесть пригибала Игната к земле, и мир вокруг вскоре слился в одну сплошную пелену из снега и мрака. Несколько раз они меняли направление, и тогда ветер то подстегивал их в спину, надувая тулупы парусами, будто поощрял двигаться в выбранном направлении; то наотмашь бил по лицу, и щеки горели от множественных ледяных укусов, но об обморожении Игнат больше не думал.