Нежная стерва, или Исход великой любви
Шрифт:
И ей это удалось в конце концов. Перед ней сидела Ветка в домашнем халате. Увидев открытые глаза, она заорала диким голосом и выбежала из палаты. Через какое-то время вокруг Коваль образовалась толпа людей в белых халатах, они щупали ее голову, давили на глазные яблоки, поднимали веки.
– Ты меня слышишь, красотуля? – наклонился над ней пожилой человек с бородкой. – Закрой глазки, если слышишь.
Марина облизнула сухие, спекшиеся губы и просипела чуть слышно:
– Пить…
– О боже! – отпрянул доктор. – И речь, кажется, не пострадала…
Ветка осторожно,
– Господи, – бормотала Ветка. – Господи, спасибо, ты услышал меня…
– Позвоните мужу, – негромко сказал доктор. – Он должен узнать, пусть приедет.
– Да, конечно, – и Ветка отошла к окну, достав мобильный.
Доктор все разглядывал Марину, словно она была новым словом в медицине.
– Просто поразительно, – бормотал он под нос. – Глубочайшая кома, пулевое ранение в затылочную область, почти месяц лежала как растение, и вдруг… Не понимаю. Голуба моя, да ты в рубашке родилась, вот что! Ведь, сместись ствол пистолета чуть в сторону, и все – нет тебя! А так – навылет, две дыры в голове… А волосы вырастут, не переживай! – он ободряюще похлопал ее по руке и вышел вместе с остальными.
Что-то в его словах не понравилось Коваль, она не сразу поняла, что именно, и только когда Ветка села рядом, взяв за руку, до Марины дошло.
– Зеркало… – прошептала она. – Дай… зеркало…
– Не надо тебе зеркала никакого, – вдруг воспротивилась подруга. – Поверь, ты чертовски красива, как и раньше!
– Ну?! – чуть громче произнесла Коваль, и Ветка, всхлипнув, подала зеркало.
"Господи, кто это? – удивилась Марина, глядя в круглое стекло – обритая голова, рубцы швов на затылке, скулы, обтянутые землистой кожей, провалившиеся глаза, обведенные синевой, нет, даже чернотой какой-то. – Нет, это не я, я же не такая совсем…"
Она шарахнула зеркало о раму кровати, и оно разлетелось вдребезги, а Коваль заплакала. Ветка кинулась к ней, обняла:
– Не плачь, Маринка, это пройдет, волосы вырастут, а пока парик купим – это же классно, можно хоть каждый день новый цвет выбирать! Ведь главное, что ты живая, солнце мое! Сейчас Малыш приедет, он только утром ушел, мы с ним по очереди сидим, и Розан приезжает. Как ты напугала всех, если бы только знала!
Она заметалась по палате, схватила свой шифоновый шарфик, повязала Марине на голову:
– Балда, зачем зеркало разбила, даже не увидишь, как тебе хорошо! Блин, да где чертов Малыш, сказал – еду, и пропал!
– Вот он, – произнесла Коваль, услышав в коридоре быстрые твердые шаги.
Это действительно был он – ворвался в палату с охапкой желтых хризантем, бросил их на постель и прижался лицом к груди жены, рухнув на колени. Ветка, опять заплакав, вышла.
– Детка моя, как ты напугала меня, – шептал Егор сквозь слезы. Это было так дико, так неправильно – Малышев, несгибаемый, упертый Малыш плакал…
– Не надо, все уже кончилось, – прошептала Коваль. – Я поправлюсь, я же живучая.
– Я заберу тебя отсюда сразу, как только будет можно, не желаю видеть эти стены, хочу, чтобы тебя окружало только
– Поцелуй меня, – попросила она, и он завладел ее губами. Как давно это было, где-то в другой жизни…
– Счастье мое, – выдохнул он. – Моя девочка…
– Егор, я очень страшная теперь? – спросила Коваль, поднеся к голове, повязанной Веткиным шарфом, руки.
– Ерунды не говори! – рассердился Егор. – Как ты можешь быть страшной, когда ты – самая прекрасная женщина в мире? Я люблю тебя, и мне неважно, есть ли при этом у тебя волосы. Ветка! – заорал он и, когда та вбежала, сунул ей пачку денег и приказал: – Дуй в торговый центр, сгреби там все парики, какие понравятся, и сюда!
– Я ж в халате… – растерялась она, но Егор рявкнул:
– Да мне все равно! Шубу надевай и вали, ты ж на машине!
Ветку сдуло, а Марина, улыбаясь, произнесла:
– Не понравится Строгачу, что ты ее так…
– Да? Он ее еще не так тут отстегал, когда узнал, что она натворила – я еле отобрал, думал, пришибет. Считает, это она виновата, что Самсон выстрелил в тебя. Хотя, если бы не Ветка, никто не знает, что было бы с тобой.
– То же, что и обычно – досталось бы мое нежное тело очередному уроду, – вздохнула Коваль. – Потому что говорить "нет" я так и не научилась.
– Детка, не говори так! – взмолился муж. – Я сказал это от досады, я совершенно не думаю так о тебе, ты ведь знаешь! Приедем домой, и я заглажу свою вину, обещаю.
– Малыш, ты не меняешься – все такой же маньяк! Мне теперь даже ходить придется учиться заново, а ты опять за свое!
– Это ерунда, детка, ты ж сильная – справишься, я в тебя верю!
Он уехал только ночью, не выгони Марина – вообще остался бы, но она так устала и хотела спать, что ему пришлось согласиться.
На следующий день снова приехала Виола, сидела на постели возле подруги и рассказывала:
– Ты не помнишь, что случилось? Как к Самсону попала, не помнишь? Вместо Егоровой молодухи его козлы тебя зацепили, ты ж на них с пустым стволом поперла! Я подъехала, когда тебя уже в машину пихали, я и "вальтер" твой подобрала, у Егора он. Думать некогда было, я Сереге позвонила и за вами пристроилась. В дом сразу попала, а там поблудить пришлось, пока голос твой не услышала, захожу – этот гад тебя на колени поставил, а сам спиной ко мне, я ж не видела, что ствол у него – свой достала и – в репу ему. А он, в судороге, видно, в тебя… – Ветка всхлипнула, прижимаясь к подруге всем телом. – Прости меня, если можешь…
– Дура ты! – откликнулась Марина. – Он завалил бы меня… Что с Егоровой девчонкой?
Ветка странно посмотрела на нее, помолчала, взвешивая что-то про себя, потом вздохнула и сказала:
– Нет ее, разбилась на машине на следующий день. Егор всю ночь сидел здесь, у операционной, а утром она разбилась. Врезалась в ограждение на набережной, сразу насмерть, даже и не поняла, наверное… Не плачь, не надо! Блин, зачем я тебе сказала?
– Вета, она ребенка ждала… – проговорила Коваль сквозь слезы.