Нежная стерва, или Исход великой любви
Шрифт:
Прямо из приемного ее повезли в операционную, где она и отключилась благополучно, усыпленная калипсолом.
И никто уже не мог сказать наперед, чем закончится очередная авантюра, в которую влипла неугомонная Коваль.
Когда же наконец через шесть часов из операционной вышел седой хирург, на ходу сдирая маску, по его лицу было понятно, что ничего хорошего уже не произойдет. Окинув взглядом стоящих перед ним Хохла, Ветку и примчавшегося Егора, он только обреченно махнул рукой и пошел к себе в кабинет тяжелыми шагами человека, сделавшего все возможное.
Часть 3
Леди
– Черт тебя дери, можно аккуратнее?
Крик рвался из груди непроизвольно, сам по себе, но терпеть было и правда невыносимо, поэтому Марина и не стеснялась особо. Массажист Костя затрясся, прекрасно зная, что сейчас произойдет – ворвется здоровенный амбал и схватит его за руку, выворачивая ее за спину так, что в глазах потемнеет. Не в первый раз…
Ожидания массажиста оправдались – Хохол вбежал в комнату и кинулся к лежащей на высоком столе хозяйке:
– Марина, что?
– Рабочий момент, – скривилась она, – можешь идти.
Эта вакханалия тянулась третий месяц, все лето пошло прахом из-за ранения в позвоночник, приковавшего Коваль к инвалидному креслу. Это сейчас, спустя время, она могла хоть как-то смириться с обстоятельствами и начать жить, а тогда…
Тогда казалось, что все закончилось: киллер, подосланный к Марине злопамятным горцем… но, впрочем, лучше по порядку.
Когда после операции она открыла глаза в палате, то первым, кого увидела, был, естественно, муж.
– Что, те же и больничная койка? – невесело попыталась пошутить Марина хриплым голосом, облизнув пересохшие губы.
– Пить хочешь, детка? – проигнорировал иронию Егор, потянувшись за стаканом с водой.
Она взяла его чуть подрагивающей рукой, кое-как сделала пару глотков, промочила горло и прикрыла глаза, утомившись.
– Болит? – тихо спросил муж, касаясь губами ее волос.
– Болит.
– Может, врача позвать?
– Нет.
Воцарилось молчание, только шум работающего вентилятора нарушал его. Тишина звенела, заполняя все пространство палаты, Марина словно провалилась в вакуум, отключилась от всего. Внезапно ее пронзила одна жуткая мысль, и Коваль высказала ее вслух:
– У меня болит спина, а ниже – ничего. Егор, где мои ноги?
– Где же им быть, вот они, я ж их глажу, – отозвался Егор, и она, закусив губу и пытаясь подавить страх и подступившие слезы, спросила:
– Тогда почему я этого не чувствую?
– Это после наркоза, скоро пройдет, – отведя глаза, неловко соврал Малыш, забыв, что его жена хоть и бывший, но все же врач и о наркозе знает все.
И ей как-то сразу стало ясно, что плохо дело и что Егор в курсе, насколько оно плохо, просто оттягивает, как может, момент, когда и Марина это узнает.
– Оставь меня, пожалуйста, я хочу побыть одна, – выдавила она, отвернувшись к окну.
– Прекрати, не надо, малышка, – попросил Егор, сжав ее руку, но Коваль только покачала головой и повторила просьбу.
Он посидел еще несколько минут и вышел. Марине было так паршиво, так плохо и тошно, что жить не хотелось, но нужно ведь сначала выяснить все
Коваль решительно нажала кнопку вызова сестры и, когда она прибежала, попросила позвать врача. В палату-люкс к таким, как Марина, доктора летят, теряя тапочки, это она помнила еще по своей работе, так что долго ждать не пришлось – через пять минут заведующий отделением уже стоял перед ней.
– Алексей Иванович, давайте не будем играть в кошкимышки, – попросила Коваль, глядя в лицо врачу. – Скажите мне честно все, как есть, в конце концов, я имею право знать.
– Марина Викторовна, – начал он нерешительно. – Вы женщина сильная, но ведь есть вещи, которых лучше не знать…
Она перебила его довольно беспардонно:
– Не порите чушь, доктор! Не надо сажать меня на ненужную суету, если я спросила, значит, готова выслушать ответ, каким бы он ни был.
– Ну, раз вы настаиваете… дело ваше, Марина Викторовна, скажу прямо, невеселое. Ранение в четвертый поясничный позвонок, частичная парализация от крестца и ниже. Это значит…
– Что ходить я не буду, – подытожила Коваль, чтобы облегчить ему моральные муки, которые он явно испытывал, видя перед собой красивую, молодую еще женщину, приговоренную пожизненно к креслу на колесах. – Спасибо, Алексей Иванович, это все. – Марина отвернулась, а врач предложил:
– Хотите успокоительного?
– Я что, здорово похожа на истеричку? – холодно поинтересовалась она, не оборачиваясь. – И вот что еще – отмените мне промедол.
– Но у вас боли…
– Я вытерплю! – отрезала Коваль, давая понять, что разговор окончен. – Отмените!
– Ну, как знаете, Марина Викторовна! – вздохнул он, выходя из палаты.
"Что, Коваль, допрыгалась, вернее – отпрыгалась? – завертелось в голове. – Вот все и закончилось, теперь вместо джипа – инвалидное кресло… Атас просто! В каком это фильме главный мафиози сидел в таком кресле, укрытый клетчатым пледом, не помню уже? Черт, какая досада – пледа нет у меня, надо сказать Егору, чтобы купил! Хрен на все дела – я без проблем отдам все Розану, а вот муж, муж… Я не могу, не имею права повиснуть на его шее, и особенно сейчас, когда он – один из наиболее влиятельных строителей в регионе. Я не могу обременять его, надеясь на порядочность и чувство долга".
– Хохол! – заорала Коваль, вытирая выкатившиеся на щеки слезы и зная, что телохранитель сидит под дверью, как пес, не пуская никого и никуда не отлучаясь.
Он прибежал сразу, распахнул дверь и ввалился в палату, огромный, страшный, как всегда.
– Случилось что-то? – В глазах его мелькнуло беспокойство.
– Да. Ближе подойди, орать не хочу, – велела она и, когда он приблизился, взяла его за руку. – Хохол, помоги мне, я не хочу быть обузой никому, я никогда не смогу ходить, понимаешь, никогда! Я не хочу, не могу вечно сидеть в инвалидном кресле, это нечестно, я слишком молода! Умирать нужно красиво и достойно, а главное, быстро – раз, и все, а не так… – Она смотрела в расширяющиеся от изумления серые глаза умоляюще, ждала помощи и понимания, но не тут-то было.