Нежная стерва, или Исход великой любви
Шрифт:
"Я не могу жить без Егора, я не буду жить без него – мне незачем".
– Уйди, Ветка… – с трудом проговорила Марина. – Я хочу побыть одна…
– Нет! – отрезала ведьма. – Тебе нельзя сейчас одной оставаться.
– Как… как это случилось? – пробормотала Марина, вцепившись в прядь волос, выбившуюся из узла на затылке. – Ведь ты знаешь…
– Знаю, – вздохнула Ветка, прилегла к ней, обняв, и на одном дыхании выложила: – Его занесло на дороге, он перевернулся, и "мерин" вспыхнул… выбраться Егор не смог…
У Коваль сердце остановилось, когда она представила, как долго и мучительно умирал
– Это я виновата… – прошептала она, ложась лицом в подушку. – Это я убила его.
– Не гневи бога, Коваль! – сжав ее в объятиях, сказала Ветка. – Это судьба, при чем здесь ты?
– Ты не понимаешь, – совершенно осмысленно сказала Марина, оттолкнув от себя ее руки. – Ты помнишь, как меня прозвали? Черная Вдова. Ну, так я в очередной раз оправдала прозвище, убив единственного родного человека на этом свете.
– Прекрати брать на себя вину за то, чего не делала! – взорвалась подруга, понимая, что только криком может вернуть Коваль в относительно здравый рассудок. – На дороге гололед, за городом – особенно, Егор не справился с машиной, здесь нет ничего удивительного!
– Я ехала по этой же дороге на большой скорости, и, как видишь, жива-здорова!
– У тебя за рулем сидит профессиональный каскадер, ему такая дорога не в новинку! – перебила Ветка. – Давай не будем больше об этом.
– Ветка, как я теперь жить буду, а? Егора нет, нет смысла – я без него никто.
– Прекрати!
– Все, хватит, я устала! – внезапно сказала Марина. – Иди вниз, я посплю пока… – Она свернулась калачиком, уткнувшись лицом в Егорову подушку, все еще хранившую запах "Хьюго Босс". Странное дело – Коваль не проронила ни слезинки, была абсолютно спокойна, даже сама удивилась, с ее-то нервами. Ветка вышла, прикрыв дверь. Марина подождала, когда стихнут шаги на лестнице, потом поднялась и подошла к зеркалу, присев на пуф и выдвигая ящик. Пистолета не было…
– Хохол!!! – заорала Коваль во всю глотку. – Сюда иди, тварь!
Телохранитель возник на пороге спальни, оглядел ее покрасневшее от злости лицо:
– Потеряла что-то?
– Отдай! – трясясь от гнева, проговорила Марина. – Похорошему прошу – отдай!
– Нет! – отрезал он. – И не вздумай приближаться к кому-то из пацанов с подобными приказами – я велел не подчиняться. Ты что надумала-то, глупая девка? – совершенно другим, жалобным каким-то голосом спросил он, подходя ближе и обнимая ее обмякшие плечи. – Не смей, слышишь? Надо жить, ты ведь молодая еще совсем, куда ты собралась-то?
– Я не могу жить без него, Женька… – Коваль уткнулась лицом в плечо Хохла, он погладил ее по голове, поцеловал в макушку.
– Поплачь…
– Не могу…
– Может, приляжешь?
– Женя, он… в морге?
– Да. Вечером забирать поедем с Розаном. Там Чернов приехал, еще мужики какие-то, но я их отправил – не до них сейчас.
– Похороны…
– Не грузись, мы сами. Твое дело лежать.
– Женька, на чердаке где-то был кальян, – вдруг вспомнила Марина. – Пусть кто-нибудь достанет и почистит, а?
– Что за новости? – удивился он.
– Не разговаривай,
– Ты спятила совсем? Еще за герычем отправь меня!
– Это я уже проходила – не понравилось, – спокойно ответила Коваль, игнорируя его злость. – Давай, не стой.
Через сорок минут все, что она просила, было в спальне, Марина крикнула Ветку, чтобы не задуриваться одной, тем более что мундштуков было два, и они улетели, растянувшись на кровати. Это помогло Коваль продержаться до вечера, до того момента, как из морга приехали Розан и Хохол, привезя гроб. И вот тут она сломалась – оказалось, что открывать его нельзя, настолько сильно обгорел Егор… У Марины началась истерика, она даже не плакала – просто истошно орала, колотя Хохла руками по груди. Он терпел, уворачиваясь, чтобы по голове не попало. Ветка металась по комнате в поисках валерьянки, но ее у Коваль, конечно, не было. Розан поехал за врачом, у которого лечились Маринины пацаны. Тот вкатил хозяйке лошадиную дозу реланиума, что в сочетании с гашишем оказалось штукой убойной – она отключилась прямо "на игле", как называли это девчонки-медсестры в отделении. Именно это и дало Коваль возможность поспать немного и прийти в относительную норму к утру. Едва проснувшись, она позвала Хохла и, когда он вошел, серый какой-то, с красными от бессонной ночи глазами, приказала:
– Пошли пацанов по всем развлекалкам города – если хоть одна тварь посмеет открыться сегодня, будут иметь дело со мной лично.
– Сделаю, – кивнул он, сжав пальцами переносицу. – Вставать будешь?
– А выбор есть?
– Держись, Коваль, – тихо сказал телохранитель. – День тяжелый будет… И поверь – мне жаль, что все так…
– Иди.
После душа, сидя перед зеркалом и глядя в него пустыми глазами, Марина курила и думала, чего бы такого тяпнуть, чтобы продержаться до вечера. Кое-как собрав себя в кучу, она спустилась вниз, где посреди гостиной стоял закрытый гроб. Все, что осталось от ее Малыша. Вокруг сидели его компаньоны, толпились Маринины пацаны, Розан, Дрозд, Ветка, вся в черном… При появлении хозяйки все встали, Розан приблизился и взял за руку:
– Идем, посажу тебя.
– Я сама! – громко и отчетливо сказала Коваль. – Я все могу сама.
Наверное, окружавшим ее в этот день людям Марина казалась чудовищем – не проронила ни слезинки, ни разу не поднесла к глазам платок, который сжимала в руке. Просто стояла у могилы, опираясь на свою трость, и сухими глазами смотрела на огромную, нескончаемую вереницу людей, текущую мимо, как река. Бурый, окруженный толпой охраны, подошел и обнял, повторив фразу, которую Марина уже слышать не могла:
– Держись, держись, Коваль!
Кто бы знал, чего ей стоило держаться так, как она держалась весь этот бесконечный день! Коваль отогнала от себя все мысли, отключилась от факта, что это ее муж лежит в гробу, Егор, чертов Малыш, бросивший ее так неожиданно, так навсегда…
Зато ему не суждено будет увидеть жену постаревшей, потерявшей свою привлекательность и свежесть, он не будет присутствовать при том, как из стервозной, красивой девицы она превратится в тетку, в бабку. Он запомнил ее молодой, для него она навсегда такой и останется.