Нежная стерва, или Исход великой любви
Шрифт:
– Тогда идем гулять!
Минут через тридцать они спустились во двор, где изумленная охрана взирала на удивительную картину – Коваль на своих двоих, опираясь на руку Малыша, тихо бредет по периметру, подволакивая правую ногу… Но ей было наплевать – она шла, шла!
– Малышка, может, отдохнем немного? – заботливо спросил муж, заглядывая ей в лицо, но Марина помотала головой:
– Я не устала! – Однако покрытый испариной лоб и закушенная губа не укрылись от его глаз, он подхватил жену на руки и понес в беседку.
– Все хорошо в меру, дорогая! Кстати, не мешало бы в больницу прогуляться завтра, пусть посмотрят, я сам
– Я бы и сама могла, с Хохлом…
– Ага, которого ты на раз приболтаешь не ехать никуда! – засмеялся Егор, поцеловав ее в губы. – Он же в твоем присутствии совсем мозги теряет, ему что захочешь можно внушить, а уж тебе-то это вообще не проблема!
– Егор, зачем ты? Хохол нормальный мужик, за меня глотку порвет любому, ты только вспомни – если бы не он, меня бы уже в живых не было. Думаешь, Строгач с Азаматом тогда оставили бы меня на этом свете? Не очень-то я в это верю. И только Хохол не побоялся поднять руку на человека, рядом с которым пробыл много лет. Ради того, чтобы спасти меня, а я-то ему кто? Да, переспали пару раз, ну и что? Мог бы присоединиться к хозяину, но не стал, не смог. Я прошу тебя, не трогай его, ладно? – Марина взяла лицо Егора в свои ладони и заглянула в глаза. – Пообещай мне!
– Детка, у меня такое чувство, что ты влюбилась. Или я не прав?
– Не прав! Только одному человеку на этом свете я говорила о любви – тебе. И сейчас скажу – никогда я не смогу уже полюбить кого-то, у меня есть только ты.
Малыш улыбнулся, и они слились в страстном поцелуе, отрешившись от всего. Даже возвращение из милиции Марининой охраны не отвлекло их друг от друга, они продолжали до тех пор, пока Розан не заголосил на весь двор:
– Нет, вы гляньте – мы, значит, на киче паримся, а она тут семейную идиллию восстанавливает! Коваль, у тебя совесть есть?!
– Нет! – заверила она, оторвавшись от мужа. – Я куда-то отлучилась, когда ее раздавали. Вас, смотрю, отпустили?
– Отпустили, – буркнул Хохол, у которого правая скула отливала фиолетовым, а глаз заплыл.
– Господи, что это у тебя? – спросила Марина, глядя на телохранителя.
– Повздорили немного, – пожал он плечами. – Фигня, пройдет!
– С кем повздорили? – не отлипала Коваль, тяжело поднявшись на ноги со скамейки, на которой сидела, и взяв его за подбородок. – У тебя же глаз кровью затек, Женька! Надо к врачу!
– Пусти, не надо мне никуда, – вырвался он. – Можно, я спать пойду?
– Иди, конечно… – растерянно сказала она, и Хохол быстренько ретировался. – Розан, что произошло?
– Навернул менту какому-то, еле-еле его отмазал, закрыли бы на хрен! – сплюнул тот. – Хорошо еще, что Гордеенко концовку разговора сам слышал, там хорек этот по-любому в рыло просил, ну, Хохол уважил просьбу.
– Так что случилось-то? – спросил Егор, усаживая Марину обратно и накрывая полой куртки.
– Да шкет какой-то в погонах высказался на тему, что, мол, Коваль наша спит с каждым встречным, ему, мол, черт какой-то рассказывал, что сам лично ее пер, извини за подробности, Маринка. Ну, Хохол вспылил и врезал ему с левой, тот зубами подавился, и понеслось – всем подкинули, у меня вон тоже губы вздулись. Суки ментовские! – Он потрогал опухшую губу. – Хохлу-то не привыкать, он из двенадцати лет пять, наверное, в ШИЗО провел, а я – мальчик нежный, я там редко бывал.
Коваль фыркнула:
– Нежный! Надо же, менты им подкинули!
– А сама придет утешить? – подмигнул он.
– А это уж как пожалуешься! – захохотала Марина. – Идем, Егор.
– Отнесу? – предложил он, но она отказалась:
– Нет, сама пойду, ты только поддержи немного, правая совсем никуда не годится.
И они поковыляли к дому – Егор, Розан и между ними – Коваль, припадая на одну ногу. И только в постели, под боком у заснувшего Егора, она позволила себе подумать о том, что Хохол не побоялся ударить в морду мента прямо в управе, едва только услышав, что тот посмел сказать о ней что-то не то…
Выскользнув потихоньку из спальни, Марина на цыпочках пошла в комнату Хохла. На цыпочках – это образно, конечно, просто поползла по стенке, стараясь не наступать на ватную правую ногу, чтобы не завалиться. Дверь была заперта изнутри, что странно – обычно Хохол не признавал замков и засовов, говоря, что и в тюрьме взаперти насиделся, а тут вдруг… Она осторожно поскреблась в дверь ногтями, потом еще и еще, пока наконец не раздались шаги и тихая ругань разбуженного телохранителя:
– Кого там, на хрен, носит по ночи?
– Ш-ш-ш! Это я, Женька, не ори, открывай быстрее, я упаду сейчас…
Дверь распахнулась, и Хохол вышел, остановился у косяка, облокотившись на него:
– Зачем явилась?
– Я на секунду! Просто хотела сказать тебе спасибо, – пробормотала Марина. – Как твой глаз?
– На месте. Все?
– Жень, ты чего?
– Давай прекратим это все, Коваль, я не могу так больше, крыша отъезжает. Малыш, я, ты… не могу так…
– Я не понимаю – ты что, обвиняешь меня?
– Да не обвиняю я тебя! – Хохол вцепился себе в волосы, словно собирался вырвать их, и застонал. – Ты измучила меня, я постоянно о тебе думаю, не было у меня такого раньше, я и не знал, что это так паскудно – хотеть бабу до того, что мозги клинит… Идем, я провожу тебя, а то упадешь еще! – Он подхватил ее на руки и понес в спальню, где на пороге неожиданно столкнулся с Егором – всклокоченный, он недоуменно уставился на Хохла.
– Малыш, не отпускай ее одну, слабая она еще совсем, и нога не держит, завалилась в коридоре, – соврал Хохол, отдавая Марину мужу и поворачиваясь, чтобы уйти.
– Спасибо, что проводил, – сказала Коваль с иронией – ну, завтра он у нее попрыгает!
– Куда ты направилась одна посреди ночи? – ругался Егор, укладывая жену на постель. – Не могла разбудить?
– Ты спал так хорошо, что мне стало жалко… я попить ходила, – уж врать так врать, никуда не денешься.
– Чудовище противное! – Егор поцеловал ее в нос и укрыл одеялом, ложась рядом и прижимаясь всем телом. – Можно подумать, мне трудно встать и за стаканом воды сходить!
Хорошо, что в спальне было темно, и Малыш не мог видеть Марининого лица, залившегося краской…
Утром он поднял Коваль часов в восемь, что для нее было равносильно самоубийству – она не могла нормально функционировать в такую рань, организм отвык начинать работать так рано. Но Егор был абсолютно безжалостен – засунул Марину под холодный душ, не обращая внимания на вопли и визг.
– Что ты орешь? Пора вставать!
– Зачем еще? – ныла она, не желая открывать глаза.
– Я везу тебя в больницу! – категорически заявил муж.