Нежное имя мечты
Шрифт:
– Почему в семь? В пять. Начнем с файф-о-клока. Закончим цыганами, – весело прощебетала в моем ухе Егорова, мне показалось, что она влезла туда без спросу и теперь разливается соловьем, явно задабривая меня.
– Какими цыганами? – Кажется, я на версту отстала от быстротекущей жизни. Спряталась в свою норку, а мир тем временем всем скопом устремился в цыганский табор.
– В конце тусовки на десерт обещали цыганский коллектив. То ли ансамбль, то ли группу, но из настоящих цыган, – весело расхохоталась подруга.
– Цыгане – это хорошо, файф-о-клок – просто отлично, а форма одежды? Ты в чем будешь? – спросила я.
И совершенно зря спросила. Понятное дело – Маринка будет самой блистательной женщиной. Как цыганка. Всех с ног сшибет. Можно было и не спрашивать.
– Только
– Так уж и не поверишь, – хмыкнула я, – я теперь безработная. Меня кормит биржа труда, а там с нарядами туговато. Одно хлопчатобумажное покрывало на всех.
– У тебя есть красное платье. Открытое, с вырезом на спине, – припомнила старое Егорова.
Даже мое платье запомнила. Я о нем забыла, а звезда в памяти держит. И не лень голову забивать чужими тряпками.
– Марин, красное платье для ночного клуба. На «крыше» в нем делать нечего. Придумаю что-нибудь, тебя ни за что не оттеню. Ты самая красивая, самая яркая, самая-самая великолепная моя подруга, – я трещала без передышки, чтобы окончательно одурманить Маринку. Когда в голове Егоровой много чада и дурмана, там уже не хватает места для зависти и злобы.
Егорова обрадовалась и отключилась. Как мало для счастья требуется женщине. Услышала, что она самая великолепная из всех великолепных, и финита. Все темы для женской беседы исчерпаны.
Я посмотрела на часы. Можно немного поразмышлять о новой работе. Еще есть время. Потрачу ровно десять минут на поиск смысла жизни. Для того чтобы забивать кому-нибудь голову своей проблемой, необходимо согласовать внешние запросы с внутренними потребностями. Я много лет училась тому, как реализовать себя в приличном обществе, на хорошей должности и за соответствующие деньги. Неужели мне придется искать это общество, эту работу и эти деньги на «крыше» пятизвездочного отеля? Последняя стадия отчаяния. Мучительный процесс сотворения самого себя. Даже диссиденты в далеком прошлом не исходили в бесплодных попытках поисков заработка, они не бродили по длинным коридорам отелей с миноискателем, дескать, где тут завалялась приличная работа. Я переплюнула всех. Собираюсь забраться на чердак, чтобы удивить «весь Питер». И тут же подскочила как ужаленная. У меня нет ни одного приличного платья. Юбки. Блузки. Майки. Мне показалось, что даже трусы все закончились. Беда. Аврал. СОС. Вещи полетели из шкафа. Они размахивали рукавами, оборками, полами и подолами, кисеей и плетеньем. Ничего нового. Скоро я останусь голой и босой. Пока я ищу работу, приличествующую моему высокому внутреннему статусу, мода шагнет семимильными шагами прямо на Луну. Оборки уйдут в прошлое, лягут в бабушкин сундук. Кисея оборвется. Вместо рукавов в моду войдут буфы. Мини-юбки сменят пышные турнюры. Я жутко злилась. Бедный шкаф. Едва в моей душе начинается очередное смятение – увольнение, повышение, развод или любовь, и гардеробные полки подвергаются массированной бомбежке. Вещи вылетают, как фугасные бомбы. Красная, взволнованная, с мелкими бисеринками пота, выступившими на лбу и висках, я напомнила себе Оксану из гоголевских «Вечеров». И мне вдруг стало смешно. Я уселась на вещевую груду и заливисто рассмеялась. Мое имя – Инесса. Оксана совсем из другой оперы. Но мы роемся в вещах, собираясь на вечеринку, как будто мы сестры по крови. Другой век. Другие нравы. В сущности, все одно и то же. Правда, Оксане не нужно было искать работу. Она реализовалась как личность в благополучном замужестве. И я принялась выдергивать ботву из гардеробной грядки. Платье, юбка, пиджак – все не то. Все не так. Хочу быть стильной. Как Патрисия Каас. Гениальная идея. Французский стиль поразит обитателей «крыши» в самые чувствительные места. И я выдернула кожаную юбку и кожаный сюртучок, плотно обтягивающие бедра и грудь. Плотнее не бывает. Загадочная Патрисия шагнула на помост, глядя на меня из зеркала. Не Патрисия – своенравная Инесса. Я повернулась на каблуках, прищелкнула невидимыми шпорами, заколола волосы, оставив несколько прядей для свободного полета. Получилась тонкая, изящная, хрупкая, стильная девушка. И сильная. Вместо хлыста возьму с собой длинную
Роскошная женщина обязана соответствовать внешней оболочке. Во всем. Даже мельчайшие детали имеют значение. Амазонка из позапрошлого века не может приковылять к дорогому отелю на своих двоих. Ходить пешком – дурной тон. «Весь Питер» схватится за животы, сведенные к ребрам модной диетой. Я поймала частника. Выбрала самую лучшую машину. Водитель странно покосился на тонкую лайку, обтянувшую мою заднюю часть. В облипочку, блестит. Все натянуто, обтянуто и затянуто. Стройнит и зажигает. Водитель молодой, симпатичный, с усиками. Тонкие такие усики, в стиле двадцатых годов прошлого века. Стиляга попался. Это хорошо. В тон моему костюму. К сумочке подходит. К туфелькам. Наверное, он тоже остался без работы. Временно бедствует. Вынужден подрабатывать частным извозом, как я бездарными переводами.
– Далеко собрались? – спросил стиляга.
– На тусовку. Надо, чтобы с шиком. С фертом. Сумеете? – спросила я, посматривая на тонкие нафабренные усики. Аккуратно подстриженные, волосок к волоску. Любит себя владелец серебристого «Форда». Наверное, у зеркала часами торчит. Налюбоваться не может. И машина у него новая, еще муха не сидела. Модник даже обиделся.
– Что за вопрос? С шиком так с шиком, с фертом так с фертом, – сказал он и разогнал серебряное насекомое до возможных и невозможных пределов. Гаишники со страху попрятались. Наверное, подумали, что стильный водитель происходит из пресловутого «фордового» клана.
– С форсом подъехать не каждый сумеет, – подзадоривала я стилягу.
– Не каждый, – охотно согласился частник. – А я сумею.
– А почем нынче в Питере форс? – я ловко ввернула каверзный вопрос. Плата за проезд – одна песня. Проезд с форсом – другая. И стоит значительно дороже.
– Двести, – завернул водитель. Я едва не свалилась под бардачок. Юбка угрожающе затрещала. Лайка не выдерживала аппетитов залихватского форса.
– Да за такие деньги!.. – заорала я, хватаясь за дверцу, пытаясь открыть прямо на ходу. – За такие деньги я вас самого донесу на руках вместе с вашим «Фордом»! Ехать всего три минуты. Побойтесь бога. Креста на вас нет.
– Уроните, – не согласился со мной стиляга. – Как пить дать уроните. Или меня. Или – «Форд». А бога не боюсь. Чего его бояться-то? И креста на мне нет, вот посмотрите, – он дернул ворот рубашки, показывая голую шею, без цепочки и крестов. – Не упрямьтесь. Дверь все равно не откроете. Сами же знаете, что не откроете, – упрекнул он.
Упрекнул довольно мягко, без хамства, без нажима, без волевой голосовой осадки. Ласково сказал, дескать, села в машину, будь любезна уплатить за проезд. Как в муниципальном автобусе.
– Ладно, грабьте меня, грабьте, – захныкала я, – я и так безработная. На учете стою.
– Где? – стиляга даже шею вывернул, чтобы внимательно меня рассмотреть. Наверное, подумал, что на учете я состою конкретно в кожно-венерологическом диспансере. В такой юбке только туда и могут поставить.
– На бирже труда, – буркнула я, мысленно простившись с очередным взносом за безрассудство.
– А-а, понятно, а я тоже безработный, уже целых три месяца, – сообщил водитель, искренне радуясь, что нечаянно нашел собрата по несчастью. Радость его выплеснулась за горизонт. Я не знала, что мое бедственное состояние может вызвать у незнакомого человека столь бурный всплеск эмоций.
– У вас есть машина. А у меня угнали. В тот же день, когда я уволилась, – вздохнула я.
– Да, – задумался водитель, – плохо без машины. В милицию заявили?
Я хотела уже завести песню про угнанную машину министерской супруги, которую ищут по сей день, про злополучный джип «дежурного по стране» Жванецкого и прочее и прочее, но передумала. Мы ехали по Невскому проспекту, я явно не успею допеть до конца, лучше не начинать.
– Заявите, обязательно напишите заявление. Вдруг ее уже нашли? А заявления нет. И ржавеет ваша ненаглядная в ментовском гараже, а вы на руках ходите. – И водитель мастерски вывернул серебряную ящерицу, поставив ее прямо у входа в гостиницу.