Нежное солнце Эльзаса
Шрифт:
Но только в тот момент, когда дело доходило до расплаты за общение с гением — я уже не имею в виду продукты, добытые мамой, я говорю о собственном пугливом теле, — меня накрывала такая тоска, что хоть в петлю лезь. Да еще этот вечный, не преходящий страх забеременеть, который скручивал и выжимал до последней капли мои натянутые в струны нервы. Гормональные таблетки, которые, между прочим, имели море побочных действий на женский организм — не мог мой Ванечка как взрослый мужик и продвинутый химик об этом не знать, — я пить не могла: желудок подводил. После каждого приема очередной крошечной капсулы меня выворачивало наизнанку. Понятно, что толку от такого предохранения не было никакого. И, промучившись с пару месяцев, я бросила бесполезное дело.
Чертов коитус чем дальше, тем ожесточеннее убивал во мне жажду жизни.
К моменту окончания Ваней университета СССР больше не существовало. Выстраданный диплом, а уж тем более дальнейшие исследования на заданную советским правительством тему перестали кого-либо интересовать. Всякое финансирование со стороны государства перекрыли. Не просто перекрыли, а словно отрезали раз и навсегда. Студенты — народ предприимчивый, еще и не в таких условиях выживали. Все моментально приспособились: просто подрабатывать стали активней. Преподавателям пришлось сложней, но и они в основной массе весьма грамотно научились выкручиваться. Только вот Ваня никогда не был одним из тех, кто способен мириться с условиями человеческого быта. Для него в одночасье рухнул целый мир. Исследования его — и это самое страшное — вдруг стали никому не нужны. Даже в аспирантуру (уж это-то с самого начала подразумевалось само собой) его теперь не приглашали. А сам он был слишком гордым, чтобы кого-то о чем-то просить.
Университет он окончил, красный диплом получил, в последний раз приехал ко мне домой, чтобы повторить бесконечное «Выходи за меня замуж», и, не получив положительного ответа, вернулся на свою родную Украину.
Кстати, несмотря на все его разочарования в жизни, без трупа, к счастью, обошлось. Забегая много вперед, скажу, что лет через десять, окончательно уже потеряв его след, я случайно столкнулась с Иваном в одном весьма известном столичном казино. Мы не поговорили — его нельзя было отвлекать. Он работал крупье.
Глава 2
К тому моменту, когда я получала в университете свой диплом, стало уже абсолютно ясно, что двигать отечественную науку я не смогу — мои потребности она не обеспечит. А хотела я больше всего на свете иметь собственную квартиру, чтобы избавиться от присутствия в своей жизни отца: как только у нас перестал появляться Иван, он снова осмелел и, осознав, что теперь ему бояться некого, с новой силой принялся изводить меня, бабушку и мать. Он пил беспробудно, притаскивал в дом каких-то подзаборных алкашей, выносил и продавал наши вещи. Одним словом, делал все, чтобы я ненавидела его еще сильнее. И теперь уже не столько из-за себя — мои собственные обиды, какими бы они ни были, притупились, затушевались, почти прошли, — а за маму, которой продолжало доставаться от этой скотины больше всех.
На работу в «РусводКу» — тогда компания только набирала обороты — меня приняли без проблем благодаря рекомендациям однокурсника Ярослава, у которого там работал отец. Сначала я долго размышляла о том, стоит ли из морально-этических соображений связывать судьбу с предприятием, которое занимается таким неблагородным делом — спаивает водкой население страны, — но Ярик объяснил, что работает компания исключительно на производство высококачественной продукции и только на экспорт в страны СНГ. А когда мне озвучили размер заработной платы — в пять раз больше, чем получала на фабрике мама, — я уже без труда убедила себя в том, что русский народ мы с помощью этой компании просто спасем: чем лучше будем работать и чем больше удастся вывозить из России, тем меньше останется спирта в стране. Ну-ну. Только, как ни странно, на том совесть моя и угомонилась.
Начала я с должности помощника директора департамента продаж — то бишь Ярикова отца. Петр Кузьмич мужик был неплохой: грамотный, энергичный, образованный. У него можно было бы многому научиться, если б не одно прискорбное обстоятельство: людей вокруг себя он катастрофически не замечал. По крайней мере, это касалось всех, кто был младше его по чину. Не в его правилах было здороваться, входя в кабинет, не в его привычках задавать вопрос «Как дела?», не в его характере думать и заботиться о подчиненных. Работаешь — давай результат, не умеешь — пошел
Прошло целых три месяца моей трудовой деятельности в «РусводКе», прежде чем я научилась не обращать внимания на подобное положение вещей и ни на что не обижаться. В чужой монастырь, как говорится, со своим уставом не ходят. Если утром вместо «здрасьте» тебе говорят: «Отправь бумаги», значит, последнее важней; если взамен «спасибо» за кофе получаешь вопрос: «А где сливки?», надо их купить, а на будущее запомнить, если шеф назвал «идиоткой», значит, было за что.
Как и все в компании, постепенно я привыкала. Даже нашла способ получать за свои страдания компенсацию — набрасывалась на младших служащих с замечаниями вроде: «Какой дурак это писал?», «Кому делать нечего — такие предложения ваять?». Не знаю, на ком потом срывали злость эти несчастные, но мне однозначно становилось легче. Что и требовалось доказать!
Через полгода я окончательно усвоила, с кем и что здесь можно, а с кем ничего нельзя. На этом моя адаптация в компании была успешно завершена. Работать стало уже легче — я полностью освоила круг своих обязанностей, научилась обращаться с противной офисной техникой: факсом, селектором, копиром, шредером, сканером, кофеваркой — и начала разбираться, что к чему в коммерческой организации «РусводК».
Единственное, чего мне так и не удалось добиться, — чтобы многоуважаемый Петр Кузьмич выучил мое имя. По селектору и лично он обращался ко мне милым и универсальным словом «деточка», причем исключительно на «ты». Но, наслушавшись от бывших университетских приятелей и подруг о том, как непросто найти сейчас нормальную, не криминальную, работу и сколько платят в госучреждениях, я ничуть не унывала. Просто целенаправленно, с упорством маньяка, каждый составленный мною документ — от плана встреч на день до всевозможных справок и перечня звонков — подписывала внизу своим именем (шестнадцатым шрифтом!) и рядом ставила дату. Пока шеф не начал жирной нервной линией зачеркивать эту подпись на каждом листе. Волю такого человека, как он, сломить было непросто — с еще большим упорством он называл меня исключительно «деточкой». Я плюнула и смирилась, начав в отместку именовать «деточками» двух юных сотрудниц из канцелярии, только-только закончивших какой-то там филологический вуз.
Через год всю доверенную мне в «РусводКе» работу, благодаря опыту и способностям, я выполняла уже в три раза быстрее, чем в самом начале своей незавидной карьеры. Настало время подумать о росте — благо свободного времени на работе теперь хватало, а плевать в потолок или бестолково чесать языком, перемывая начальству кости, я не собиралась. Нужно было двигаться вверх и вперед. Не всю же жизнь посвятить увлекательному процессу «Подай, принеси, иди на хер, не мешай». Перед самой собой стыдно.
Поскольку химия — моя специальность, о существовании которой за прошедший год я успела практически забыть, — могла пригодиться мне разве что в водочном производстве (а этим занимался другой департамент), пришлось долго и муторно разбираться с тем, что есть основы жизни департамента продаж. Стратегии, рынок, маркетинг. Партнеры, поставки, реклама. Принципы и методы ритейловых, оптовых и дилерских продаж. Я внимательно изучала все внутренние документы, что попадались мне под руку, — благо попадалось все, что направлялось в адрес моего шефа; штудировала международное законодательство в части торговли, таможенных правил России и стран СНГ, с которыми мы наладили контакт. Мне повезло — все, что сегодня отлажено и исправно приносит «РусводКе» прибыль, я наблюдала с момента зачатия, с первого сказанного генеральным директором слова. И потом я продолжала следить за каждым движением отдела продаж и впитывала новые знания как губка.