Нежность августовской ночи
Шрифт:
– Уй, мама-а… – заскулил Иван Павлович. – Так и не снял! Это он вчера на Арбате купил шапку… Как бы ее у него отнять?..
– Проще простого. Я сейчас попрошу у Фридриха померить шапку, а вы его в зал сразу выводите. После пресс-конференции я ему его головной убор верну.
– Глеб, вы мой спаситель!
Дверь, ведущая в зал, на короткое время распахнулась. Глеба обдало тем особым запахом, который бывает только в книжных магазинах (запах книг, только что изданных!), и он увидел помещение, полное людей. Телевизионщики размещали камеры, ставили свет. В зале царил
Зина была еще жива, когда приехала «Скорая», правда, Валентина сразу предупредили, что шансов почти нет. Открытая черепно-мозговая травма.
– У нас трое детей! У нас трое детей… Как же так получилось? Ведь трое детей… – всю дорогу до больницы, сидя в машине «Скорой», исступленно твердил Валентин.
Приехали на вызов врачи быстро, до больницы довезли тоже быстро (утро, пробок мало), но вряд ли эта оперативность могла помочь Зине – как пыталась всю дорогу растолковать Валентину молодая энергичная фельдшерица. Тяжелый случай. А Валентин и без нее понимал – все плохо.
Все очень плохо. Просто ужасно.
Дальше приемного покоя мужа пострадавшей не пустили. Он буквально приклеился к окошку справочной, каждые пять минут спрашивая у регистраторши, нет ли сведений о Зинаиде Куделиной.
В конце концов регистраторша выгнала Валентина из приемного покоя в палисадник.
– Мужчина, там ждите, нечего над душой стоять… Я сама к вам выйду и скажу, если какие новости появятся!
Валентин сел на скамейку перед входом, уставился на клумбу с желтыми ноготками. У него не было ни мыслей, ни волнения, ни надежды. Все кончено. Уже никогда не будет так хорошо, как раньше. Впереди – только холод и мрак…
Внезапно у него зазвонил сотовый.
– Алло!
– Куделин? Куделин, это Света Злобина… Еще помнишь такую?
«Какая Света? А, та, бывшая одноклассница… Подруга Нины!» Валентин не видел Свету Злобину лет пять, если считать от последней встречи выпускников. Нина же с ней дружила со школьных лет, часто рассказывала о своей подруге, да… О том, какая Света бесцеремонная и грубая. О том, что Света Злобина, наверное, так и умрет старой девой… И все такое прочее в этом же духе. Кажется, Света была в курсе всех событий – как неизменная наперсница Нины. Дуэнья…
– Чего тебе?
– Ты поразительно вежливый… Здравствуй. Слушай, пора с этим кончать. Я с тобой поговорить хочу, как… э-э… как друг детства, можно сказать, – напористо начала Света. – Ты должен одуматься. Так нельзя! Это не по-человечески! Пошли ее к черту… Вернись к своей Зине. У тебя дети, Куделин, ты седой уже, наверное…
– Кого я должен послать? – пробормотал Валентин.
– Нинку, вот кого! Так жить нельзя!!! – свирепо заорала Света. – Это грех, между прочим!
«О чем это она? – Валентин никак не мог сосредоточиться, он в этот момент завороженно смотрел на ноготки. – Ах, она о Нине… О том, что грех встречаться с любовницей. Поздно».
– Куделин, ты меня слушаешь?
– Света…
Пауза. Тишина. Потом взрыв:
– Куделин!!! Как это она умирает?! Зинка? Да ты чего?..
– Она с балкона упала. Вернее, прыгнула. Сама.
– Ох ты… Узнала?
– Да, узнала все. К нам Нина заходила.
– Ох ты-ы!.. – завыла Света. – Ой, ё-о-о… Беда… Куделин, а ты где?
– В больнице Селезневской. Сижу тут, в палисаднике, жду новостей. Но все плохо. Все очень, очень плохо, Света.
Неожиданно в трубке раздались короткие гудки. Валентин нажал на кнопку отбоя.
Сколько потом прошло времени, он не запомнил. Минут тридцать, а может, час.
– Куделин! – завопил кто-то, торопливо приближаясь к нему по аллее. Женщина в белом летнем пальто, которое в первый момент показалось Валентину больничным халатом. Светка Злобина? Откуда она тут взялась?
– Света? Как ты меня нашла? – пробормотал Валентин, с тоскливым недоумением уставившись на бывшую одноклассницу.
– Ты же сам сказал, что в Селезневской… Как она? Как Зина? – Света подбежала и буквально вцепилась в Валентина, в лацканы его пиджака.
– Не знаю… Идет операция, – отвернулся он.
– Так, может, выживет! – со страстной надеждой закричала Света. – Выживет твоя Зина, и все будет хорошо…
– Во-первых, вряд ли. Очень тяжелая травма. Ей трепанацию делают, – тихо произнес Валентин и сглотнул – в горле стоял ком. – Во-вторых… Во-вторых, уже никогда не будет хорошо.
– Неправда!
– Света, не надо. Лучше иди… Иди, я сам.
– А дети? Как дети? Кто с детьми? Я помогу!
– Дети пока не знают. Я Ване позвонил, чтобы он Санечку из сада сам забрал. Лиза еды приготовит, она умеет. Они дружные, справятся. Я Ване сказал, что мама заболела. Правду пока не говорил… Потом.
– Куделин… – В глазах Светы, за очками, стояли слезы. – Ты дурак.
– Я знаю. Я виноват.
– Что, так Нинку любил?
– Нет. Я уже давно ее не любил.
– А что ты тут сидишь?
– Я же говорю – операция еще не закончилась… Куда мне идти-то? – простонал Валентин.
– Куда? – Света на миг задумалась. Ее ноздри раздувались от волнения. – Да хоть в церковь иди – вон она, через дорогу. Помолись за здравие. Чтобы Зина выздоровела!
– Света, я в чудеса не верю. Она не выздоровеет. И потом, двадцать лет обмана… Кто такое простит, кто такое забыть сможет… Такое даже господь бог уже не исправит!
– Ну и что?! Иди! Не сиди тут просто так…
– Сама ты иди… Мне не до тебя! И без того тошно, – простонал Валентин. – Дай одному побыть, а?..
Света некоторое время буравила Валентина испепеляющим взглядом, потом топнула ногой и убежала.
Валентин еще раз наведался к окошку справочной – ничего.
Он снова вышел во двор. Сидеть он больше не мог, сделал круг по больничной аллее. Потом все-таки отправился к проходной, покинул территорию больницы, перешел дорогу. Церковь и правда находилась близко. Вон она – стоит за оградой, среди берез. Тишина, зеленые листья, солнечные лучи бегут по асфальту.