Нежность к мертвым

Данишевский Илья

вид, или кто думает, будто после соприкосновения с членом, на

руках откроются моровые язвы, я бы хотел, чтобы вопреки

язвам его коснулись, я хотел бы упасть лицом в моровую язву

и лизать ее пологий край… я выкрал дневник моего отца в тот

день, когда крикнул его разговорчивым губам «я ненавижу

тебя!», и погрузился, любя отца, в этот дневник, и в тот день

многое тайное о человеческих душах стало меня чуть менее

тайным, я будто составил мнение

о том единственном случае, в

222

Нежность к мертвым

котором я буду счастлив, все возможные комбинации счастья я

сузил до одной (с уже упомянутой язвой) и сказал Богу, что

ничего иного мне не нужно, и если я не рожден для счастья, то

легко пойму это… легко понимаю это, ведь каждый день ни у

кого нет язв, каждый день нет катастрофы, я так несчастлив и

мертв, но я твердо знаю о том одном, что устраивает меня, я

точно знаю, чья язва мне нужна, я нашел ее, когда мертвая

матка сократилась, ведь теперь я мог ждать, что он выпотро-

шит ее легким ударом или не выпотрошит… у меня нет ощу-

щения времени, есть три дня и триста столетий, я знаю о кру-

ге, я знаю… <упоминание моего имени>, рядом «язва» и «ката-

строфа»… и поэтому я больше не могу читать, лицо мое содро-

гается, душа моя язвится, гной из язвы выделяется, как моло-

фья. Сейчас мне хотелось бы поцеловать его разгоряченный

анус, но окажись Он здесь и именно сейчас, я бы дал в его

зубы рукой, как единственно-возможная защитная реакция на

желание поцеловать в анус, будто он мог прочесть мое желание

сквозь зеркало моих поволочных глаз.

Мое сердце билось в кармане,

куда ты убрал свои руки,

и мы – незнакомцы друг другу -

рану прижали к ране,

будто братаясь с болью,

помня о том, что будет,

что вечно рождаться станем,

прижавшись друг к другу раной,

что вечно рождаться рядом

на брачной постели гнева,

зачав друг от друга гнев,

никогда не касаясь взглядом

взгляда того, кто рядом.

Время измерялось стажем моего отцовства, и время дейст-

вительно было кругом, тогда как мои взаимоотношения и их

отсутствия с Ним — коридором — может быть, сквозной доро-

гой сквозь сфинктер Сансары, ко всему и ко всем Кроме серд-

це мое было пустой норой; темнело за окном, ведь начиналась

ночь, столики медленно пустели и злая часть посетителей ра-

зошлась, не услышав моей истории до конца (без конца в кру-

223

Илья

Данишевский

гу), но я думаю, что не от скуки, а от того чувства, когда нам

хочется уйти чуть раньше, чем будет конец, чтобы сохранить в

себе к чему-нибудь страсть и стремление; разве мы не желаем

закрыть книги до эпилога, но дочитываем их до конца, переба-

рывая страх; или вынуться из кого-то до семяизвержения, но

не вытаскиваем, принужденные природой к продолжению рода;

я думаю все ушли, потому как слишком страстно желали ос-

таться, они пошли целовать своих жен, ибо хотели разбить их

зубы или целовать своих жен без мыслей относительно жела-

ний, потому что жены для них не были коридорами, а лишь

точками, из которых состоит многоточие Сансары, рельсами, по

которым ездил их пах, иногда стрелки переводились, иногда

долгие часы поезд двигался в одном наскучившем направле-

нии… Все разошлись, потому что их кофейники опустели, что-

бы вновь заказать кофе, или чтобы не показать мне, будто я

интересен им, они не оборачивались и не знакомились со мной,

потому что им было мерзко, будто я подумаю, что интересен

мне, а я не поступал по отношению к этому никак; иногда мне

кажется, что я особенный, потому что решаюсь посмотреть в

небо, когда это интересно мне, показать облакам свой к ним

интерес: облаку-короне Георга, облаку-лисе, и третьему облаку,

в котором я всегда тебя наблюдаю, будто моими мыслями о

тебе я распял тебя среди осени, и твоим слезливым дождем

мою пах, признавая в этом тет-а-тете, как я ценю не только

твои нормативные объективности, но и слезные каналы, моче-

испускательные импульсы, семяизвергающие утренние молит-

вы в кулак.

224

Нежность к мертвым

3. Нож, сын ножа…

Иначе и не бывает. Особенно ясно он чувствовал это, когда

держал какой-нибудь нож. Острую кровь в себе. Какой-нибудь

складной нож, Сансара в миниатюре. С перламутровой или

красной ручкой — не важно, как высокий или низкий лоб, уг-

рюмость, как морщины (хотя нет, именно они имели какое-то

отношение к порезам, как дыры, как глазница, задница, как

морщины, как сухожилия) — он знал это точно. Отец подарил

нож, потому что мужчина растущему мужчине всегда дарит

нож. Но в этот раз было второе дно. Возьми и услышь гул

нашей острой крови. А еще была какая-то ватная женщина, и