Нежность в хрустальных туфельках

Субботина Айя

— Я не собачонка, Алла Сергеевна, и если вы хотите поговорить со мной о Дане, то давайте разговаривать. У меня мало времени.

Понятия не имею, как у меня это получается, но слова звучат ровно и спокойно, хоть внутри меня словно перетянули колючей проволокой.

— Это для меня он Даня, — строго говорит она. — А для вас, Варвара, он Данил Ленский! И на вашем месте я бы следила за языком, потому что между вами и моим очень разозленным мужем сейчас стою только я.

Понятия не имею, что ей сказать. Что я готова говорить,

но не знаю, как это делать, если она молчит?

Глава сорок восьмая: Варя

— Вы понимаете, что ему только восемнадцать? — с нарочитым вызовом, приступает к моральной порке Ленская.

— Да, прекрасно понимаю.

— Понимаете, что у вас муж в «органах», но вы все равно морочите голову мальчишке?

— Я подала на развод, — говорю слишком быстро и импульсивно.

Как итог — Ленская кривит рот, словно я призналась в чем-то еще более аморальном, чем роман со старшеклассником.

— Конечно, вы подали на развод, — фыркает она. — Кто же выпустит такой шанс? Единственный сын известного банкира, такие перспективы. Задурили ему голову своими… мерзостями?

Она из шкуры вон лезет, чтобы вылить на меня всю эту грязь, а я мне почему-то лезут в голову все те «мерзости», которыми меня развращал сын этой королевы — и рот сам растягивается в улыбку. И Ленскую эта реакция обескураживает, потому что на миг маска брезгливости сползает с ее лица и на меня смотрит она: немолодая и, кажется, не очень счастливая женщина.

— У моего мужа огромные связи, — говорит Ленская, снова делая вид, что держит ситуацию под контролем. — Вы даже не представляете, что он может с вами сделать.

— Очень хорошо представляю, — ничуть не лукавлю я.

— То, что вы до сих пор работаете в школе, — она подчеркивает, что знает обо мне все, — это только моя заслуга.

Если она ждет, что я упаду ей в ноги и буду молить о пощаде, то… не дождется.

Почему-то именно сейчас вспоминаю все те разы, когда я, девчонка из многодетной семьи, попадала на людей, думающих, что они лучше меня только потому, что мои вещи из магазина «вторых рук». Сначала мне было обидно, потом я научилась отделять материальное от человеческого. А со временем просто перестала обращать внимание.

— Вы вылетите со школы, Варвара, уже до конца дня и, поверьте, по специальности в этом городе вам уже никогда не найти работу. И не только в этом.

Я просто согласно киваю. Она сжимает челюсти, берет паузу, после которой переходит к следующей части своего монолога.

— Даня спит и видит, как поступит и пойдет к отцу на стажировку. Вчера, когда ваша… интрижка всплыла, муж поставил ему условия. Даня умный мальчик, я уверена, он уже сделал правильный выбор.

Мне приходится вцепится в ремень переброшенной через плечо сумки, чтобы не поддаться желанию проверить телефон. Ленская понимает, что, наконец, задела меня за живое и продолжает добивать:

— Вы же взрослая женщина, — звучит почти

как оскорбление, — должны понимать, что между вами ничего не может быть. Что вы можете ему дать? Заботы? Быт? У моего сына впереди целая жизнь, в которой он может и будет выбирать лучшее. Вы просто блажь, которая выветрится из его головы сразу же, как только вы уберетесь вон из его жизни.

— Мне вы это зачем говорите?

— Чтобы вы понимали, что гробите мальчику жизнь! — все-таки срывается на крик Ленская. — Мой муж — человек слова. Если он сказал, что Даня не получит стажировку, то это значит, что он именно так и поступит. И Даня потеряет огромные перспективы, деньги и возможности. Из-за вас.

— Я ведь просто блажь, — пожимаю плечами, — вам не о чем беспокоится, Алла Сергеевна.

Мне нужны все моральные силы, чтобы «держать лицо». Несколько минут мы просто смотрим друг на друга, а потом Ленская порывисто проходит мимо, бросая на прощанье:

— Если у вас есть хоть капля совести и здравого смысла, вы отвяжитесь от моего сына.

Когда она скрывается из виду, я присаживаюсь на заснеженную скамейку, зачерпываю пригоршню снега и прикладываю к щекам.

Понятия не имею, что делать.

Тем более, что Даня продолжает молчать.

Глава сорок девятая: Варя

Я возвращаюсь на работу и потихоньку, стараясь не привлекать внимания, на всякий случай убираю в ящике своего стола. Если завтра меня попросят на выход, я по крайней мере не буду собирать вещи под осуждающими взглядами коллег. А в том, что они будут, можно не сомневаться: сплетни о связи учительницы и ученика, пусть и бывшего, расползутся со скоростью звука. В человеческой природе заложена ненормальная тяга перебирать чужое грязное белье.

В начало пятого, когда я еле держу себя в руках, чтобы не разреветься от отчаяния, звонит телефон. Я даже боюсь смотреть на экране, чтобы не разочароваться, но когда вижу имя «Даня», слишком громко выдыхаю, нарываясь на любопытные взгляды коллег.

Выбегаю в коридор, плотно прикладываю трубку к уху.

— Колючка? — слышу его вопрос, слишком поздно соображая, что не могу произнести ни звука. — Эй, детка, ты там?

— Даня, — говорю, чуть не плача. Облегчение сходит лавиной, практически валит с ног. — Ты не писал, я не знала, что и думать.

— Был занят, Колючка. Выходи, жду тебя у «Хрума».

Собираюсь, кажется, за секунду, выбегаю даже не застегнув пальто. По пути неосторожно подворачиваю ногу, падаю прямо в снег.

Даня ждет меня у машины и я сразу понимаю, что что-то не так. Он старается выглядеть непринужденным, опираясь бедрами о капот машины, но в капюшоне под меховой оторочкой модной «парки» хорошо видны пара свежих синяков у него на лице. Подхожу ближе, упираюсь руками ему в грудь, когда пытается меня поцеловать, стаскиваю капюшон и не могу сдержать вздох.