Нежные щечки

Кирино Нацуо

— Не то чтобы я это скрываю… Просто не говорю, потому что не хочу об этом вспоминать.

Потому что убежали из дома? Потому что это была такая глушь? — стал подтрунивать Уцуми.

Сегодня он был настроен агрессивно, с его напором Касуми столкнулась впервые.

— Не только это. Но будем считать, что вы правы.

Неужели стыдитесь своего поступка?

Касуми пропустила колкость мимо ушей. Вряд ли, попытайся она сейчас рассказать ему о том, какой унылой и тяжелой была ее жизнь в Кирае, что-нибудь из этого выйдет. Один Фуруути моментально смог понять ее, подумала Касуми и посмотрела на осунувшийся профиль и оживленный взгляд Уцуми.

Утром Касуми проснулась в его кровати. Уцуми крепко спал, перетянув на себя все

одеяло. Касуми лежала в одной пижаме, съежившись от предрассветного холода. Она потянула одеяло на себя, но Уцуми закутался в него слишком уж плотно, как в защитный кокон. Отказавшись от мысли заполучить одеяло, Касуми присела, опершись на локоть, и заглянула в лицо Уцуми. Расслабленный профиль, полуоткрытый рот. Ввалившиеся глазницы, темные тени под скулами, признаки неизбежно приближающейся смерти. Касуми, дрожа от холода, выбралась из кровати, размышляя над тем, что, собственно, она хотела рассказать умирающему мужчине. Она вернулась в свою постель. Несмотря на лето, постельное белье было ледяным. Телу потребуется время, прежде чем оно сможет привыкнуть к этому холоду, подумала Касуми. Сна не было ни в одном глазу, она вылезла из-под одеяла. Нигде не ждала ее теплая встреча: ни в кровати Уцуми, ни здесь, в опустевшей постели. Возможно, так будет и впредь. Не сомкнув больше глаз, Касуми встретила четвертое после исчезновения Юки одиннадцатое августа.

— Я бы хотел разок побывать в вашей деревне. Может, съездим?

— Зачем?

— А вы не хотите увидеть, как там все изменилось?

— Да нет.

— У вас же там родители.

— Возможно.

— Вам что, все равно? — изумился Уцуми. Во взгляде мелькнуло любопытство. — Даже если они умерли?

— Ну что я с этим могу поделать?

— А вас ничем не проймешь, — в раздумье склонил голову Уцуми. — Вам никогда не приходило в голову, что ваша дочь может быть там?

По правде говоря, такие мысли не раз посещали ее. В них Юка игралась на берегу перед родительской забегаловкой «Кирайсо». Точь-в-точь как она сама в детстве, Юка собирала хрупкие камешки, которые легко можно было расколоть даже детскими руками. Волосы и кожа дочки были влажными от морского бриза, тело в мелком песке, принесенном ветром.

— Я думала об этом.

— А почему не проверили?

— Потому что это невозможно. Они так поступить не могли.

— Может быть, ваши родители решили завести себе новую дочку вместо вас. Не из мести, а чтобы попробовать сделать что-то заново. Что именно заново? Заново вырастить ребенка, заново прожить жизнь. Если можешь что-то сделать по-новому, это ведь здорово. Я сам так, правда, не думаю. Если бы у меня была возможность родиться заново, я бы все равно стал полицейским. В этом смысле, может, я прожил и счастливую жизнь.

Уцуми сегодня с самого утра был словоохотлив. Касуми показалось, что причиной неожиданного красноречия Уцуми стало ее вчерашнее ночное поведение и мимолетная откровенность. А все из-за неожиданного появления Исиямы. Дверь в прошлое, открытая Исиямой, теперь впустила в ее жизнь мужчину по имени Уцуми.

— Послушайте, Уцуми-сан, может, прекратите ваши дурацкие домыслы?

Уцуми поблескивающими глазами посмотрел на Касуми.

— Я, Мориваки-сан, когда на службе был, никаких домыслов себе не позволял. Крутился, как белка в колесе: составлю список, что надо сделать, и иду по нему пункт за пунктом. Перекусывал на ходу, не задумываясь даже, что, собственно, съел. И так без остановки. Понимал, что если подключить воображение, можно сильно отдалиться от реальности. Воображение — извечный враг моей работы. Сам не знаю почему. Поэтому я никогда и не строил домыслов. Теперь же по какой-то причине мне вдруг стало интересно — а что, если дать волю воображению?

Касуми подумала, что Уцуми слишком уж увлекся делом Юки. Оно улучшило его аппетит и подняло дух, наполнило его непонятно откуда взявшейся силой. Утром Уцуми нормально поел, много болтал и был в хорошем

настроении. Интересно, если продолжать нашептывать самые сокровенные мысли и сомнения на ухо спящему после снотворного мертвым сном Уцуми, чего он себе еще навоображает. Новый Уцуми производил на нее жутковатое впечатление, да и сама она, думающая о том, чтобы таким образом вдохнуть силы в это изможденное тело, была себе неприятна. В ее душе жила черная змея, извивающаяся от боли, такая же, как та, что корчилась посреди дороги. Ее злые помыслы и сомнения, ее истинная суть, о которой она никому не могла рассказать, теперь при помощи Уцуми выплескивались во внешний мир.

Касуми невольно перевела взгляд на окно. Красная машина, та самая, что объезжала раздавленную змею, снова ехала за ними. Не иначе как тоже направлялась к теплым источникам Оодзаки. Касуми нагнулась и заглянула в левое зеркало заднего вида. Красный «БМВ». Явно гордясь своим лоском и блеском, соперничая по яркости с буйной зеленью окружающего леса, тот нагло сел на хвост их не нарушающей скоростного режима машине. В «БМВ» сидели двое, мужчина и женщина, выглядевшие так, будто имеют отношение к шоу-бизнесу, — в одинаковых броских солнечных очках. Выкрашенные в рыжеватый цвет волосы женщины развевались на ветру, иногда она высовывала руку, подставляла ее ветру. Мужчина с давно вышедшей из моды мелкой завивкой время от времени перебрасывался с женщиной отдельными фразами. Касуми пыталась рассмотреть его лицо и постепенно цепенела. Ошибки быть не могло — это Исияма. Возможно, оттого, что ей было о нем известно — неудачи в бизнесе, преследование кредиторов, — с предыдущего вечера ее сознание рисовало Исияму поникшим, павшим духом. Но настоящий Исияма выглядел совсем иначе, как-то вульгарно, — особенно здесь, в горах, он казался инородным телом.

— Там направо? — спросил Уцуми, показывая на белую вывеску «Дачный поселок Идзумикё» по правой стороне дороги.

Касуми впилась в вывеску глазами. По сравнению с прошлым годом та еще больше покрылась ржавчиной, все приходило в упадок. Дух разложения чувствовался сильнее. Касуми представила, как даже на белой коже Цутаэ Идзуми, живущей в своем нарядном доме с красной крышей, выступила ржавчина. «Карина» повернула направо, подъем был таким резким, что автомат переключился на низкую передачу. Красный «БМВ» поехал дальше, не сворачивая. Впереди по этой дороге ничего, кроме горячих источников, не было, так что, скорее всего, парочка именно там и остановится. Когда они проехали вверх по склону несколько десятков метров, Касуми наконец решилась рассказать обо всем Уцуми. Размышляла, стоит говорить об увиденном или нет, она недолго.

— В машине за нами ехал Исияма.

— В «БМВ»? А я думал, якудза едет на источники поразвлечься с девицей.

— Нет, это Исияма.

— А что, Исияма таким и раньше был?

— Нет, он изменился, но это точно он.

Не могла же она ошибиться и не узнать мужчину, с которым была так близка! Уцуми, будто желая убедиться, обернулся и посмотрел на дорогу, но не увидел ничего, кроме высокой летней травы и плотной стены леса. «Карина» резко остановилась, будто прилипнув к крутому склону.

— Вы уж извините, не могли бы мы съездить на источники в Оодзаки? Я хотела бы поговорить с Исиямой.

— Без проблем.

Видимо, любопытство Уцуми загорелось с новой силой, его худое тело энергично задвигалось, он включил заднюю передачу. «Карина» зигзагом скатилась по опасно узкому склону. Достигнув развилки, они наконец сменили направление. Проехали еще минут пять по узкой, извилистой горной дороге. Между гор показалась красная крыша гостиницы и озеро Сикоцу. Летом четыре года назад Касуми не раз приезжала сюда на мопеде, узнать, нет ли каких новостей. Здания гостиницы с плоскими крышами вытянулись вдоль залива. Касуми моментально заметила на стоянке красный «БМВ». Женщины не было видно, а мужчина, похожий на Исияму, проверял, закрыты ли дверцы машины. Касуми вышла из «карины» одна.