Нежные юноши (сборник)
Шрифт:
– Но перемена, по крайней мере, должна быть к лучшему, – сухо заметил он.
– Итак, мы идем?
– Видимо, придется – ведь ты уже обещала!
К неудовольствию Роджера, разговор внезапно окончился. Гретхен вскочила, небрежно его поцеловала и побежала на кухню греть воду для ванной. Вздохнув, он осторожно засунул свой портфель за книжный шкаф. Хотя в портфеле не было ничего, кроме рекламных рисунков и набросков, ему казалось, что это именно то, что в первую очередь заинтересует нежданного взломщика. Затем он рассеянно поднялся наверх, заглянул в детскую поцеловать малыша
У них не было автомобиля, поэтому Джордж Томпкинс сам заехал за ними в половине седьмого. Томпкинс был преуспевающим дизайнером интерьеров; внешне он был коренастый, румяный, с красивыми усами, от него всегда сильно пахло жасмином. Когда-то они с Роджером жили в одной комнате в нью-йоркском пансионе, но последние пять лет встречались лишь изредка.
– Нам надо почаще видеться, – говорил он Роджеру, входя в дом. – Ты просто должен почаще бывать вне дома, старина! Коктейль?
– Нет, благодарю.
– Нет? Ну, ладно, надеюсь, твоя прекрасная жена не откажется. Правда, Гретхен?
– Мне нравится этот дом! – воскликнула она, взяв в руки бокал и с обожанием рассматривая модели кораблей, старинные бутылки из-под виски и прочие модные безделушки 1925 года.
– Мне тоже нравится, – согласился Томпкинс. – Здесь все сделано так, как мне хотелось, и, кажется, все получилось.
Роджер угрюмо оглядел бездушно-гладкую комнату – у него создалось впечатление, что они по ошибке забрели на кухню.
– Роджер, ты ужасно выглядишь, – сказал хозяин. – Возьми коктейль и улыбнись!
– Да-да, выпей! – подхватила Гретхен.
– Что? – Роджер рассеянно обернулся к ним. – А-а-а… Нет, спасибо. Мне сегодня еще работать.
– Работать? – Томпкинс улыбнулся. – Послушай, Роджер, ты надорвешься, если будешь так много работать. Почему бы тебе не внести некоторое разнообразие в свою жизнь – немного работы, затем немного отдыха? Мне кажется, что самое главное в жизни – это равновесие.
– И я говорю ему о том же, – сказала Гретхен.
– Знаешь ли ты, как смотрится со стороны день обычного бизнесмена? – спросил Томпкинс по дороге в столовую. – Утренний кофе, восемь часов работы с коротким перерывом – только бы успеть проглотить обед, – а затем снова домой, с диспепсией и плохим настроением, чтобы обеспечить жене приятный вечерок.
Роджер резко рассмеялся.
– Ты слишком часто ходишь в кино, – сухо сказал он.
– Что? – Томпкинс посмотрел на него с неожиданным раздражением. – В кино?! Я ни разу в жизни не был в кинотеатре. Я считаю, что все эти фильмы – отвратительны! Свои взгляды на жизнь я почерпнул из собственных наблюдений. Я верю в уравновешенную жизнь.
– И что же это, по-твоему? – спросил Роджер.
– Ну… – он помедлил с ответом, – наверное, проще всего будет это объяснить, если я опишу вам, как проходит мой день. Но боюсь, что вы примете меня за ужасного эгоиста!
– Нет-нет!
Гретхен смотрела на него с явным интересом:
– Очень любопытно.
– Ну, что ж… Утром, сразу после пробуждения, я делаю зарядку. Одна из комнат этого дома представляет собой маленький спортивный зал, и там я стучу по груше, боксирую с тенью
– Нет, – признался Роджер. – Я принимаю только горячие ванны по вечерам, раза три-четыре в неделю.
Последовала натянутая пауза. Томпкинс и Гретхен обменялись таким взглядом, что стало ясно – прозвучало нечто ужасное.
– Что с вами? – нарушил тишину Роджер, бросая раздраженные взгляды то на Гретхен, то на Томпкинса. – Я не могу нежиться в ванной каждый день – у меня просто не хватает времени.
Томпкинс громко вздохнул.
– После ванной, – продолжил он, сострадательно опуская вуаль тишины над неловким вопросом, – я завтракаю и еду в свою нью-йоркскую контору, где и работаю до четырех. Затем прекращаю работу и – если на дворе лето – еду играть в гольф; зимой еду в клуб, чтобы часок поиграть в сквош. Затем до ужина играю в бридж в хорошей компании. Ужин у меня почти всегда связан с бизнесом, но с более-менее приятной стороны: допустим, я только что закончил интерьер какого-нибудь дома, и хозяин хочет, чтобы я был у него под рукой на новоселье – ну, чтобы я проследил, достаточно ли мягким получилось освещение и так далее. Или же я просто сижу дома с книжкой хороших стихов и провожу вечер в блаженном одиночестве. В общем, по вечерам я стараюсь отвлечься от дел.
– Должно быть, это прекрасно! – с энтузиазмом сказала Гретхен. – Хотелось бы мне, чтобы и мы с Роджером жили так же!
Томпкинс пылко взглянул на Гретхен и подался вперед.
– Да ведь это так просто! – выразительно произнес он. – Не вижу причин, почему бы и вам так не жить! Подумайте сами – если Роджер будет каждый день хотя бы час играть в гольф, произойдут настоящие чудеса. Он просто не узнает себя через некоторое время. Его дела пойдут лучше, он перестанет так сильно уставать и нервничать… Что такое?
Он внезапно умолк. Роджер зевал, даже не пытаясь этого скрыть.
– Роджер, – громко сказала Гретхен, – разве это вежливо? Если бы ты жил так, как Джордж, то распрощался бы со многими проблемами!
И она с негодованием отвернулась от него, повернувшись к Джорджу:
– Последняя новость: он собрался работать по ночам в течение следующих шести недель! Он говорит, что опустит все шторы в доме и что мы будем жить, как отшельники в пещере. В этом году мы провели таким образом все воскресенья, а теперь будем так жить еще целых шесть недель!
Томпкинс печально покачал головой.
– После этих шести недель, – заметил он, – его придется отправить в санаторий. Позвольте вам рассказать, что любая частная клиника в Нью-Йорке битком набита пациентами с подобными историями болезни. Сначала ты работаешь, не жалея себя, затем напрягаешься еще чуть-чуть, просто по инерции, и бац! – что-то ломается. И таким образом, желая выиграть шестьдесят часов, ты теряешь шестьдесят недель на курс лечения в клинике. – Он замолчал и, сменив тон, с улыбкой посмотрел на Гретхен. – И я еще не сказал, что случится с тобой. Мне кажется, что основной удар в таких случаях приходится даже не по мужу – по жене!