Лежу в земле по всей стране,По городам, по деревушкам —За свет, за дыры на бронеИ просто так, ни за понюшку.А по земле хожу не я —Идут моими же ногамиТе, о которых говорят:«Они давно уже не с нами».
Мазурик
Не знаю фамилию, имя,Помню кличку – Мазурик.Пальцы в шрамах и «Приме».Наверное, нынче жмурик.А мог намахнуть литру,Бревно закатить на крышу.Носил круглый год свитер.Наверное, весь вышел.Родился,
не пригодился.Ограбил, убил, сдался.А срок отмотал – спился.Наверное, волновался —Когда говорил: «Надо ж,И прожил своё Мазурик…» —И в чёрных губах ландышКрутил на фоне лазури.
Герои
Герой отважный, мускулистый,Герой летающий, железный,Зелёный, синий, серебристый,Нарядный, с дамами любезный…А мой герой – он забулдыга,Он матерится на соседку,С женой дерётся за бутылкуИ пьёт сердечную таблетку.Он режет лес на пилораме,По воскресеньям рыбу ловитИ раз в полгода ходит к маме.Там напивается – и воет.Его выводят из оградкиГерои нашего посёлка:Один бьёт с сотни куропатку,Другой в три взмаха валит ёлку.Я среди них – герой четвёртый!Несу закуску и чекушку.Меня б давно послали к чёрту,Не будь для них я «сука, Пушкин».Они мне часто говорили,Плечо отхлопав чёрной лапой:«Пока нас нахер не зарыли,Пиши, пожалуйста, патлатый…»И я пишу, чего от боли,Чего от радости и горя…И над землёй летят герои.И под землёй лежат герои.
“Снег сошёл – заборы, лавки…”
Снег сошёл – заборы, лавкиВон из глины, вкривь и вкось:Не выносит стылой давкиТо, что врыли на авось.И что вкопано на славу,Не бежит хромой судьбы:Как беспомощные травы,Гнутся дюжие столбы.Лишь, пожалуй, на погостеНет надёжней глубины:Из земли не лезут кости —Только надписи видны.
“В недетской страсти третий лишний…”
В недетской страсти третий лишний,Стою, горюющий подросток,И жадно рву ночные вишниПод фонарём в селе Покровском.А где-то в городе далёкомСвернулась девочка в калачик,Ей невозможно одиноко,Она в подушку слёзы прячет.Ей суждено моей любовьюСтать посреди февральской вьюги,Но впереди у нас обоихЕщё пятнадцать лет разлуки.
“Просыпаешься: дождик. А ты…”
Просыпаешься: дождик. А тыНикуда, в общем, не собирался.Обвалилась на пол мошкара вся,А в сенях фонареют коты.Греешь чаю – чтоб стало тепло.И признав, что немного обидно,Прилипаешь к окошку – где видноСвет заплаканный через стекло.
“Глядя в бинокль на переливающуюся звезду…”
Глядя в бинокль на переливающуюся звезду,Я ждал дня, чтобы снова сбежать с пацанамиЗа гаражи и железную дорогу – где, как цунами,Песчаный обрыв. И сосны. И до сих пор жду —Не то вспоминая, не то придумывая слова,Которые так явственно и невероятноГоворила вылезшая из облаков огромная голова,Говорила громко и непонятно.
“Птичка еле видная летит…”
Птичка еле видная летитВ
вышине, как пулька из рогатки.Ей, как пульке, не упасть обратно,У неё такой на землю вид!А у нас – апрельские ручьи,Наперегонки несутся спички,И шумит за лесом электричка,И копёр настойчиво стучитВ бездну, с девяти и до пяти…Достучится. Свистнет электричка.Птичка улетит, утонет спичка.Пулька упадёт – но не найти.
“Так всё обыденно и просто…”
Так всё обыденно и просто —Деревья, мокрая трава,И в анорачке не по ростуТы руки прячешь в рукава.А сапоги – с тремя носками,Под капюшоном красный нос.И мы шагаем с туескамиЗа земляникой под откос.Гроза, огромная, как остров,За горизонт, гремя, ползёт…Так всё обыденно и просто —И так невероятно всё.
“Над полусном заныл комар…”
Над полусном заныл комар —Надсадный знак начала лета! —И так обрадовало это:Я разметался, как кальмар,И звал: «О, вестница тепла,Цеди меня, младая самка!» —И выгибалась наизнанкуМоя рубиновая мгла…А с утренним кукареку,Объятый солнечным пространством,Я к насекомому подкрался —И припечатал к потолку.
“Поедем в деревню…”
«Поедем в деревню,Поможем хоть бабке:Подрежем деревья,Потяпаем грядки,Нельзя же всё летоПросиживать в чатах,Порадуем деда,Покажем внучаток!»Вот так и сказалиРодители Тане,Боясь на вокзалеДевичьих рыданий.Но Таня спокойнаИ радостна даже,Проворной рукоюПакует поклажу:Ведь, помнится, был там,У клуба на танцах,Громила и дылда,С глазами испанца!Ещё – у соседейПлемянник поджарый,На велосипеде,На всякий пожарный.
“Здесь неразличимо дно колодца…”
Здесь неразличимо дно колодцаИ хрустят ракушки на зубах,Южное безоблачное солнцеВялит падаль кошек и собак.Не дыша проходишь, как андроид,К улице, где дом твой и твой сад —И стекает с крыши рубероид,И цветы безумные стоят!
Южная элегия
На лавочке у МСО,Где завершался моционПацанский наш – под фонарёмДва алкаша сидят втроём.Они кивают пустоте —Ушедшей то ли по статье,А то ли вовсе на века —Не разберёшь издалека.Но чтобы лучше рассмотреть,Не подходи к ним и на треть,Там есть особая черта,Где не поможет ни черта.Где, расцелованный в лицо,Ты вроде с ними пьёшь винцо —Но так же ясно, словно днём,Они виднеются вдвоём.
“Водопроводная вода…”
Водопроводная водаВсегда немного впереди нас:Она сгущается на минус,Когда ещё не холода.И вот её казённый хлор,И сладкость ржавого железа —А ты лишь кожицу порезал,Проверив бритвенный набор…А если нет её, стоишь,Бездумно к крану прикасаясь:И пустота хватает палец —И детский страх в себе таишь.