Нежный враг

Сноу Хизер

Джеффри показалось, что его ударили под дых, но на смену шоку быстро пришла злость.

– Мой отец никогда бы не сделал ничего подобного! – прорычал он, но письмо все-таки взял – это действительно был почерк отца.

«Мы в опасности. Встретимся через два дня в то же время, в том же месте».

– Где ты это взяла?

Он не смотрел в ее сторону и лихорадочно думал: интересно, давно ли у нее эта записка? Он слышал, как Лилиан шумно вздохнула.

Создавалось впечатление, что дыхание – совершенно естественный процесс – дается ей с таким же трудом, как и ему.

– В библиотеке моего отца, в тайнике за книжными полками.

Джеффри резко поднял голову и устремил на нее пронзительный взгляд. Значит, она привезла это письмо с собой, оно было у нее все время ее пребывания в Сомертон-Парке. Он вспомнил, как она свалилась на него ночью в библиотеке. Что она там делала, одетая во все темное? Искала? Сердце пронзила боль, но он не обратил на это внимания. Сначала надо во всем разобраться.

– Что еще было в тайнике?

Лилиан взглядом указала на шкатулку.

– Две из трех стопок писем.

Джеффри вынул содержимое и отставил шкатулку в сторону. Его движения были медленными и уверенными, и у него мелькнула мысль, что солдат в нем одержал верх, загнав эмоции в дальний угол. Первое письмо написано по-французски, и почерк был ему незнаком, зато второе, несомненно, писал отец. Джеффри закрыл глаза. Невозможно поверить, что его отец как-то замешан в истории с убийством, но его связь с отцом Лилиан очевидна. И если ей верить, то ее отец был убит вскоре после того, как получил записку от его отца.

Ад и проклятье! Может быть, именно на это ссылается шантажист? Или шантажистка… Он с подозрением покосился на Лилиан, снова подумав о ее появлении в библиотеке в первую ночь. Не она ли шантажистка? Нет. В этом предположении нет смысла. Она не принесла бы ему доказательства, если бы хотела выманить деньги. Ясно другое: она обладает информацией, которая может повредить его семье, и если скажет хоть слово, его политическая репутация будет погублена навеки.

– Письма на французском языке и те, которые писал твой отец, лежали вместе, – проговорила Лилиан, прервав его размышления. – Другие, те, что от моего отца, я нашла здесь.

Джеффри мельком взглянул на третью стопку, а взял лишь письма своего отца и стал просматривать, пытаясь найти повод для шантажа, но в них не оказалось абсолютно ничего особенного. Можно сказать, они были ни о чем. Почему ее отец их хранил?

– Письма совершенно безобидны.

– Да. – Лилиан неуверенно приблизилась, и Джеффри опять почувствовал аромат яблок и лимона. Несмотря на крайне неприятную ситуацию, в нем снова проснулось желание, но он подавил его в зародыше. – Те, что от моего отца, соответствуют им по тону и содержанию. Те, что на французском языке, тоже лишены особого смысла. В них нет ничего значимого.

– Но ты считаешь иначе.

Почему?

Вопрос вылетел сам собой, и внезапно Джеффри потрясла абсурдность положения. Всего несколько минут назад он занимался любовью с этой женщиной, просил ее выйти за него замуж, а теперь интересуется, почему она считает, что его отец убил ее отца, и размышляет, какую опасность она может представлять для его будущего.

Лилиан села на диван рядом с ним, робкая, словно птичка, готовая вспорхнуть при первых признаках опасности, но в ее глазах застыла мольба. О чем? О прощении? О понимании?

Джеффри сделал все от него зависящее, чтобы защититься от боли, грозившей завладеть всем его существом.

– Факт, что наши отцы не только сохранили письма, но и спрятали, не требует доказательств, – сказала Лилиан.

Это было очевидно, поэтому Джеффри лишь молча кивнул. Он не мог думать о возможных последствиях, поскольку в его груди появилась и начала медленно, но верно распространяться тупая ноющая боль. Пусть Лилиан двулична и коварна, но в уме ей не откажешь, так что ему следует соблюдать большую осторожность. Он не скажет ей ничего, пока во всем не разберется. Сам.

Как же больно сознавать, что он может доверять только одному человеку в этом мире – самому себе.

– Следует учесть еще вот что. – Лилиан достала из шкатулки бумагу, и когда разворачивала, их руки на мгновение соприкоснулись, отчего ноющая боль в груди стала сильнее.

Она поднесла бумагу к свету, чтобы ее мог видеть и он. На листке ее почерком было написано несколько букв в разной последовательности с промежутками между ними, словно она пыталась что-то расшифровать. Джеффри поднял глаза.

– Думаешь, это код?

Она кивнула.

– Да. В последние месяцы перед гибелью отец много внимания уделял шифрам. А поскольку мы с ним все время были вдвоем, он обычно привлекал к своей работе меня, причем весьма необычным способом: оставлял зашифрованные записки. Теперь мне кажется, что таким образом он старался меня занять, чтобы я не путалась под ногами, пока он… – Смутившись, Лилиан замолчала, но сумела взять себя в руки и продолжила: – Он сдвигал алфавит, заменяя букву «а» другой буквой по своему выбору.

Шифр Цезаря. Джеффри был с ним знаком – некогда он использовался в римской армии, но был слишком простым, легко поддавался взлому и потому применялся редко.

– Я часами расшифровывала его записки. – Лилиан грустно улыбнулась. – Папа говорил, что мне нужно научиться не только думать, но и проявлять упорство в достижении цели.

Похоже, этому она научилась, ведь вела поиски с первого дня своего появления в Сомертон-Парке. Если быть точным, с первой ночи. Джеффри почувствовал головокружение. Неужели настойчивость завела ее так далеко? Она что, даже решилась отдаться ему, чтобы получить желаемую информацию?