Незнакомая Шанель. «В постели с врагом»
Шрифт:
В своих воспоминаниях Лифарь не делал секрета из сотрудничества с немцами и даже из того, что приходилось попадать в весьма унизительное положение. Когда во Франции началась всеобщая охота за евреями (к которой сами французы отнеслись «с пониманием»), кому-то пришло в голову, что он тоже еврей, только «перевернутый», мол, если прочесть фамилию наоборот, то получится «Рафил». Кому именно пришло в голову читать фамилии задом наперед и на этом основании определять национальность людей, не знаю, но Лифарь вынужден был доказывать свое благородное происхождение.
В кабинете у немецкого офицера от такой нелепости он совершенно растерялся и, видимо, вспомнил
Для выяснения столь щекотливого вопроса немец не придумал ничего лучшего, как приказать мужчинам... приспустить штаны, дабы убедиться в целостности... ну, кое-чего. Убедился, нарушителей не выявил, все обошлось.
Видно, этот случай, со смехом рассказанный Жаном Кокто, пришел в голову отчаявшемуся доказать свою «полноценность» Лифарю, и тот устроил демонстрацию принадлежности к арийской расе прямо перед обомлевшим офицером-немцем. Конечно, доказал, но едва не попал в тюрьму уже за оскорбление представителя германской армии. Это было бы смешно, если бы не было так грустно...
Сотрудничали многие, например, Эдит Пиаф считала нормальным снимать этаж в борделе и петь перед его посетителями, получая за ночное выступление как средний служащий за год работы. Но она же отправляла немало денег участникам Сопротивления, а еще ездила в лагеря, фотографировалась там с заключенными, чтобы подпольщики потом на основе этих фотографий делали фальшивые документы. Называется немыслимая цифра – 120 фальшивых удостоверений за один раз. Думается, это колоссальное преувеличение и в том, что это были концлагеря (уж больно сытый народ на фотографиях), и в количестве людей, потому что разместить вокруг себя сто двадцать человек так, чтобы все получились в фас и достаточно четко, просто невозможно. Но даже если за все время это были не 120, а 12 человек, все равно честь ей и хвала!
Герберт фон Караян часто выступал в Париже с концертами и даже предлагал Лифарю бежать на его личном самолете, когда союзники уже подступали к столице Франции.
Активно сотрудничали скульптор Поль Бельмондо (отец знаменитого Жана-Поля), Пабло Пикассо... Андре Жид придумал оправдательную теорию, он говорил: «Какой смысл набивать себе синяки, ударяясь о решетку. Чтобы меньше страдать от тесноты своей клетки, нужно только держаться поближе к ее середине». Очень разумный подход к жизни, особенно когда находишься на оккупированной территории и могут заставить приспустить штаны для подтверждения соответствующего происхождения. Андре вообще оказался умнее многих, он просто уехал в Тунис и вернулся после войны. Зато никаких обвинений и опасностей.
Иван Бунин предпочел жить в Грассе в нищете и впроголодь, но ничего не публиковать за время оккупации. Немцы не рискнули тронуть лауреата Нобелевской премии.
Анри Матисс тоже поселился на юге Франции и ушел от дел. А вот его супруга
Сотрудничал с режимом Виши Франсуа Миттеран, считающийся героем Сопротивления, был добровольцем Фредерик Помпиду – дядя будущего президента Франции... И многие, многие, многие... Более 100 000 французов были членами прогитлеровской партии.
Как можно осуждать тех 100 000 французов, что вступили в «Ваффен СС» и другие войска, чтобы отправиться на Восточный фронт, если большего жупела, чем угроза коммунизма, для Европы не было? Разве только вот евреи... Но с ними боролись! Даже на паровозе состава, увозившего добровольцев на Восточный фронт, транспарант «Mort aux Juifs» – «Смерть евреям!». Чем так насолили паровозной бригаде потомки царя Соломона, неизвестно.
Осуждать? Лучше попробуйте честно ответить: вы уверены, что устояли бы перед массированной пропагандой, которой пичкали десятилетиями? Сначала поток беженцев из России, а в Париж ехала в основном интеллигенция, страсти о «бесчинствах, творимых большевиками», жупел Советского Союза... Потом пакт Риббентропа—Молотова накануне войны, когда Советский Союз вопреки, казалось, здравому смыслу стал дружить с нацистской Германией. А потом немцы собственными персонами, которые в общем-то жить не мешали, даже навели некоторый порядок. Перед войной у буржуа был популярен лозунг: «Лучше Гитлер, чем Народный фронт!» И с экрана смотрел умопомрачительный Жан Марэ в образе достойного представителя арийской расы...
Конечно, нацисты расправлялись с евреями, но, во-первых, антисемитская истерия была и в предвоенной Франции, а во-вторых, это же с евреями... А французы, те, у кого в штанах все в порядке, могли жить почти спокойно...
И жили, не желая знать об ужасах концлагерей, куда более жестокой оккупации на востоке, о настоящем, а не словесном антисемитизме...
Помните?
«Сначала они пришли за евреями. И я не заступился, потому что я не еврей.
Потом они пришли за коммунистами. И я отошел в сторону, потому что я не коммунист.
Потом они пришли за католиками. И я промолчал, потому что я протестант.
А потом они пришли за мной. И защитить меня было уже некому...»
Человеку свойственен синдром страуса, был бы песок поглубже.
Вернувшись в Париж, Шанель узнала, что племянник оказался не просто в плену, он попал в концентрационный лагерь. Анри Гидель называет Нацвейлер. Думаю, Коко, как и остальные французы и не только французы, понятия не имела об условиях содержания в этом лагере, иначе она отправилась бы спасать любимого Андре Паласса не только к Гансу фон Динклаге или Теодору Момму, но и к самому Гитлеру.
Лагерь Нацвейлер отличался от многих других тем, что, помимо простого уничтожения заключенных, там проводились мучительные медицинские «научные» опыты для нужд гауптштурмфюрера СС Августа Хирта, директора Анатомического института Страсбургского университета.
В крематорий Нацвейлера заключенные попадали либо после непосильной работы в каменоломнях по соседству, либо в результате экспериментов Хирта и его коллег. На них отрабатывали вакцины, для чего подопытным прививались желтая лихорадка, тиф, холера, чума, проказа... За каждым зараженным внимательно наблюдали до момента агонии, результаты аккуратно записывали в журнал.