Незнакомцы в ночи
Шрифт:
— Поцелуи и разговоры вряд ли помогут разрешить проблему.
— Тогда скажи, что я, по-твоему, должна сделать в первую очередь?
Джек подумал.
— Нанять нового адвоката. Крутого и дорогого.
— У меня нет свободной наличности.
— Кто-то из адвокатов, вероятно, согласится подождать процентов от доли, которую ты получишь при разводе. Тебе это обойдётся недёшево, но, думаю, стоит попробовать.
— Что ещё?
— Никому не доверяй. Особенно в том доме.
Андреа запротестовала:
— Но я не
— Ты сама сказала, что она не может выбрать между вами двумя, и если дела зайдут далеко, тут может быть всякое.
— Я не могу поверить, что Корбин способен настроить её против меня.
— В утешение могу лишь сказать, что она попробует остаться в стороне от этого. Она уже однажды вступила в борьбу, показав тебе донесения. Эта доброта сделала её уязвимой и зависимой от Корбина.
— Я никогда не использую этот секрет против неё.
— Если она проявит здравый смысл, то постарается не навредить тебе.
— Вся эта история — настоящая паранойя! — Внезапно в её глазах загорелись озорные огоньки. — Если следовать твоему совету, то я не должна и с тобой разговаривать об этом.
Он развеселился:
— Наконец-то ты поняла мою мысль!
— Джек, — после некоторой паузы задумчиво проговорила Андреа, — а что, если мне поговорить с этим частным сыщиком из службы сыска Си-Эс?
— С какой целью?
Андреа смущённо переступила с ноги на ногу.
— Чтобы… удостовериться, что он ничего не имеет против тебя.
Джек положил ладонь себе на грудь.
— Против меня?
— Да. Я беспокоюсь… Если Корбин в конце концов выяснит, что мы провели ночь вместе, он не остановится перед наказанием.
— Но донесение уже у него. И в нем ничего об этом не говорится.
— А что, если Корбин надавит на сыщика? И тот решит побеседовать с пассажирами самолёта, которые были трезвыми?
— Не надо обо мне беспокоиться. Эти парни — народ цепкий, и то, что им надо, узнают быстро. И потом, имей в виду: что может удержать его от того, чтобы не выдать тебя Корбину, не сообщить ему о том, что ты знаешь о слежке?
— Часть причитающихся мне средств.
— Ты не можешь полностью полагаться на это.
— В любом случае, Джек, опасайся Корбина, это хоть немного меня успокоит.
— Мне лестно, что ты проявляешь такую заботу обо мне, но он меня не испугает.
— Ты уже решил что-то предпринять самостоятельно?
— Пусть это тебя не беспокоит.
— По крайней мере обещай мне, что ты не поступишь столь же импульсивно, как в самолёте.
— Я не предприму ничего глупого.
Андреа уткнулась лицом ему в грудь.
— Я так понимаю, что тебя не удержать и не остановить.
— Куда, ты сказал, уходишь?
Джек посмотрел на своё отражение в висящем на стене зеркале, затем повернулся к Глори, которая стояла в дверях между
— Я ничего не говорил.
— Ну да. А как я свяжусь с тобой, если случится что-то чрезвычайное?
Он вздохнул и, смирившись, проговорил:
— Атлетический клуб «Стерлинг».
— В Беверли-Хиллз? Шикарный клуб, я слыхала.
— Что скажешь?
Глори указала жестом на его одежду.
— Ты только посмотри на себя.
Джек посмотрел на слегка помятую белую хлопковую рубашку и брюки цвета хаки.
— Там играют в гольф и упражняются. Это не место для демонстрации дорогих туалетов.
— И слава Богу, потому что у тебя их и нет.
— Глори, отвяжись!
Глори прижала короткие пальцы к лифу своего полосатого платья.
— Прости меня, что пытаюсь сказать правду, но тебя вполне могут принять за официанта или кого-нибудь вроде этого, если ты хотя бы чуть-чуть не приведёшь себя в порядок.
Джек скрипнул зубами, предвидя, что за этим последует.
— Черт возьми, раздевайся!
— Я опаздываю, — запротестовал он.
— А мне ещё нужно напечатать письма.
Джек с неохотой повиновался, стащив с себя рубашку.
— Не смотри на меня, как удав на кролика. Снимай и штаны. — Говоря это, Глори принялась освобождать угол его массивного деревянного стола. — Ну вот, сейчас вернусь.
Стоя в носках и плавках, Джек наблюдал за тем, как Глори скрылась в его гардеробной.
Она быстро вернулась с утюгом в руке. Включив его, она расстелила брюки на столе, отработанными движениями разгладила одну, затем другую штанину. На её лице появилось мечтательно-нежное выражение.
— Ты помнишь, как часто я делала это на складе бакалейной лавки?
— Конечно, Глори. — Улыбнувшись, Джек натянул отутюженные брюки. От них исходило лёгкое тепло.
Глори принялась за рубашку.
— Я сидела ночами и гадала, то ли ты отбиваешься от полицейских, то ли приводишь в ярость отцов девчонок.
— Да, сладкие воспоминания. — Он схватил отглаженную рубашку. — Жаль, что я вырос.
Глори покачала головой, вынимая штепсель из розетки.
— Когда другие мальчишки приносили домой лягушек и фантики от конфет, ты возвращался домой с заплывшим глазом или расквашенным носом.
Джек присел, чтобы натянуть мягкие туфли, и проговорил как можно более ровным голосом:
— Я тогда был горячим мальчишкой, всегда отстаивал свою независимость. Признаю это. Но это все история.
— В самом деле? Вчера ты разбирался с девицей, попавшей в беду. Сегодня на очереди её муж. Я ни в чем не уверена.
Очевидно, Глори подслушала, как он пытался несколько раз дозвониться до Корбина Доанеса. Было бы пустой тратой времени и энергии выговаривать ей за это: Глори в таких вещах была неисправима. Он встал и пригладил ей густые седые волосы, хотя эта его привычка ей никогда не нравилась.