Незнакомцы в поезде
Шрифт:
— В чем дело, Гай?
— Ничего, — ответил он и подумал, что вид у него был в этот момент был тот еще, если Энн задала такой вопрос.
Четырнадцатая глава
Предположим, это сделал Бруно. Он не мог этого сделать, но всего лишь предположим. Его поймали? И сказал ли Бруно, что план убийства был их совместным? Гай легко представил, как Бруно в истерике городит всё подряд. Нельзя предсказать, что этот молодой психопат может наговорить. Гай обратился к смутным воспоминаниям об их беседах в поезде и попытался восстановить, не сказал ли он в приступе злости или
Гай смотрел в полную темноту, простиравшуюся за иллюминатором самолета. Почему он не испытывает большего беспокойства? На матовой поверхности облицовки салона отразился огонек спички: кто-то закурил сигарету. Из мексиканского табака — слабого, но едкого и тошнотворного. Гай взглянул на часы: было 4.25.
Ближе к рассвету он заснул, поддавшись вибрации и рокоту двигателей, которые, казалось, хотели развалить самолет, раздробить мысли Гая, расколоть в куски небо. Проснувшись, он увидел серое утро, и сразу же появилась новая мысль: Мириам убил ее любовник. Это было так очевидно и так похоже на правду. Убийство в ссоре. Таких случаев хватает в газетах, и жертвы — женщины вроде Мириам. Да вот — такой же случай с убийством девушки на первой странице в таблоиде «Графико», который он купил перед посадкой в аэропорту. Американскую газету не смог купить, хотя в поисках чуть не опоздал на самолет. И тут же фотография ее улыбающегося мексиканского возлюбленного с ножом в руке, которым он убил ее. Гай начал читать об этом случае, но на втором абзаце ему надоело.
В аэропорту Меткалфа его встретил человек в цивильной одежде и спросил, не согласится ли он ответить на несколько его вопросов. В такси они сели вместе.
— Нашли убийцу? — спросил их Гай.
— Нет.
Человек выглядел усталым, как если бы он не спал всю ночь. Так же выглядели и остальные полицейские, репортеры и служащие в здании суда, куда приехал Гай. Он окинул взглядом обитое деревом помещение, и с опозданием понял, что ищет глазами Бруно. Когда он закурил, человек рядом с ним спросил, что это за сигареты, и Гай предложил ему. Это были сигареты Энн «Белмонтс». Он прихватил их, когда собирал вещи.
— Гай Дэниэл Хейнз, 717 Амброуз-стрит, Меткалф… Когда вы выехали из Меткалфа?.. А когда вы приехали в Мехико?
Поскрипывали стулья, тихо стучала пишущая машинка вслед за ними. Подошел еще один полицейский — толстобрюхий, в гражданском и с бляхой, с расстегнутым воротником.
— Зачем вы поехали в Мехико?
— В гости к друзьям.
— Кто они?
— Фолкнеры. Алекс Фолкнер из Нью-Йорка.
— Почему вы не сказали матери, куда вы едете?
— Я сказал ей.
— Она не знала, где вы остановились в Мехико, — сухо сообщил ему полицейский и обратился к своим записям. — Вы прислали жене в воскресенье письмо, прося развода. Что она ответила?
— Что хочет поговорить со мной.
— Но вы не удосужились поговорить с ней с тех пор, не так ли? спросил Гая высокий мужской голос.
Гай взглянул на молодого полицейского и ничего не ответил.
— Ребенок был бы ваш?
Гай начал отвечать,
— Зачем вы приезжали на прошлой неделе на встречу с женой?
— Вам до зарезу нужен был развод, мистер Хейнз?
— У вас любовь с Энн Фолкнер?
Смех.
— Вы знаете, что у вашей жены был любовник, мистер Хейнз?.. Вы ревновали?.. Ребенок влиял на развод?
— Ну, всё! — сказал кто-то.
Ему сунули в лицо фотографию. Он еще не успел как следует разглядеть ее, но уже уловил этот ненавистный образ — удлиненное темное лицо, красивые и глупые карие глаза, раздвоенный мужественный подбородок — такое лицо могло принадлежать и киноактеру, но Гаю не требовались пояснения: он видел, что это любовник Мириам, потому что такой тип лица ей нравился три года назад.
— Вы когда-нибудь разговаривали с ним?
— Нет, — ответил Гай.
— На этом всё! — сказали ему.
Он горько улыбнулся уголком губ, хотя чувствовал, что может заплакать, как маленький.
У здания суда он остановил такси. Пока ехал домой, прочитал заметку на две колонки на первой полосе «Меткалф Стар».
«ПРОДОЛЖАЕТСЯ ПОИСК УБИЙЦЫ ДЕВУШКИ.
Июнь, 12. — Продолжается поиск убийцы миссис Мириам Джойс Хейнз из нашего города, задушенной неизвестным на острове Меткалфа вечером в воскресенье.
Сегодня приезжают два эксперта-дактилоскописта, которые попытаются провести классификацию отпечатков пальцев, снятых с нескольких весел и лодок, имеющихся на меткалфском озере. Но полиция и детективы опасаются, что отпечатки окажутся некачественными. Власти высказали вчера предположение, что убийство совершено маньяком. Помимо сомнительных отпечатков пальцев и нескольких отпечатков ног на месте нападения полиция пока не имеет существенных улик.
Наиболее существенные сведения, как полагают, будут получены от Оуэна Маркмена, 30 лет, портового грузчика из Хьюстона и близкого друга убитой.
Похороны миссис Хейнз состоятся сегодня на Ремингтонском кладбище. Процессия отправляется от ритуальной фирмы „Хауэлл“ на Колледж-авеню в 2.00 дня».
Гай прикурил сигарету от сигареты. Руки еще дрожали, но он чувствовал себя чуть лучше. О вероятности маньяка он не думал. Такой вариант снижал бы происшедшее до ужасного несчастного случая.
Мать сидела в своем кресле-качалке с носовым платком, прижатым к виску, в ожидании его, хотя при его появлении не поднялась. Гай обнял ее и поцеловал в щеку, с облегчением заметив, что она не плакала перед этим.
— Я вчера была у миссис Джойс, провела с нею целый день, — сообщила она, — но на похороны я просто не могу пойти.
— Нет необходимости, мама.
Он посмотрел на свои часы и увидел, что пошел уже третий час. На миг он подумал, что Мириам могут хоронить живой, она проснется и закричит. Он дернулся и провел рукой по лбу.
— Миссис Джойс, — ласково произнесла мать, — спросила меня, может, ты что-нибудь знаешь.
Гай снова взглянул в лицо матери. Он знал, что миссис Джойс не выносила его, а сейчас он ненавидел ее за то, что она могла сказать его матери.
— Больше не надо к ним ходить, мама. Ты ж не обязана, правда?
— Да.
— И спасибо, что сходила.
Наверху на своем письменном столе он нашел три письма и маленький прямоугольный пакет с магазинной этикеткой из Санта-Фе. В нем лежал узкий плетеный пояс из кожи ящерицы с серебряной пряжкой в форме буквы Н. Туда была вложена записка: