Незнакомцы
Шрифт:
Уединившись в отведенной ей комнате для гостей в особняке Ханнаби, она пыталась читать, но не смогла сосредоточиться, снедаемая то воспоминаниями о старом фокуснике, то тревожным предчувствием.
В четверть первого ночи она легла спать и уже тянулась к выключателю светильника, когда в комнату неожиданно вошла Рита Ханнаби с известием, что ей звонит Доминик Корвейсис, с которым она может поговорить из кабинета Джорджа на первом этаже. Взволнованная и встревоженная, Джинджер накинула поверх пижамы халат и спустилась вниз.
Кабинет, примыкавший
Заспанные глаза Джорджа не оставляли сомнений в том, что телефонный звонок поднял его с постели: он рано приступал к операциям и обычно уже в половине десятого ложился спать.
— Извините, — виновато произнесла Джинджер.
— Не стоит извиняться, — отмахнулся Джордж. — Это не то, чего мы ждали?
— Может быть, — ответила Джинджер уклончиво, боясь растревожить свои почти угаснувшие надежды.
— Мы, пожалуй, выйдем, чтобы не мешать вам, — сказала Рита.
— Не нужно, — попросила Джинджер, — лучше останьтесь. — Она села за письменный стол и взяла радиотелефон. — Алло? Мистер Корвейсис?
— Доктор Вайс? — Голос был сильным, но приятного тембра. — Это просто замечательно, что вы решили послать мне письмо. Я не думаю, что у вас поехала крыша. Дело в том, что не только вы столкнулись с этой проблемой, есть и другие, испытывающие нечто похожее.
Джинджер прочистила горло.
— Простите, мне сейчас трудно говорить...
— И не пытайтесь пока, давайте лучше я расскажу вам о том, с чем сам столкнулся, — перебил ее Корвейсис. — Я брожу по ночам во сне. И снится мне Луна.
По телу Джинджер пробежала дрожь.
— Да, пожалуй, Луна, — согласилась она. — Я не запоминаю снов, но, похоже, вижу в них именно Луну, потому что я просыпаюсь от собственного крика и кричу именно о ней.
Он рассказал ей о человеке по имени Ломак из Рино, который покончил с собой, не выдержав лунного наваждения.
— Нам всем промыли мозги, — выпалила Джинджер. — Все наши мучения — результат пробуждения подавленной памяти.
Корвейсис ответил не сразу.
— Я предполагал это, — наконец нарушил молчание он, — но вы говорите это вполне уверенно. Видимо, у вас есть на то основания.
— Да, есть. Я прошла курс восстановительной гипнотерапии, и в результате мы получили доказательства целенаправленного подавления памяти.
— Что-то случилось с нами позапрошлым летом, — произнес Доминик.
— Да! Именно тогда, в мотеле «Спокойствие» в Неваде.
— Оттуда я вам сейчас и звоню.
— Как? — ахнула она. — Вы сейчас там?
— Да. И, если сможете, приезжайте. Нам нужно о многом поговорить, но не по телефону.
— Кто эти люди? — в совершенном отчаянии воскликнула она. — Что они хотят скрыть?
— У нас больше шансов все выяснить, если мы станем действовать сообща.
— Я прилечу. Завтра же, если мне удастся заказать билет.
Джордж
— Я дам вам знать, когда буду на месте, — закончила разговор Джинджер и положила аппарат на стол.
— Вам лучше пока воздержаться от такого путешествия, — посоветовал озабоченный Джордж.
— Что, если у тебя начнется припадок в самолете? — спросила, в свою очередь, Рита.
— Все будет хорошо, — успокоила их Джинджер.
— Дорогая, у тебя было три приступа в прошлый понедельник!
Джинджер глубоко вздохнула и откинулась на спинку зеленого кожаного кресла.
— Рита, Джордж! Вы были очень добры ко мне, я не знаю, как я смогу вас отблагодарить. Я люблю вас, поверьте. Но я прожила у вас уже пять недель и за это время превратилась в беспомощного ребенка. Дальше так продолжаться не может. Я должна быть в Неваде. У меня нет иного выбора. Я должна там быть.
Нью-Йорк
Отъехав на два квартала от пресвитерианской церкви на 5-й авеню, Джек снова остановился, на этот раз у епископальной церкви Святого Фомы. Войдя в неф, он в изумлении уставился на громадные мраморные завесы за алтарем, обвел взглядом статуи святых, апостолов, Девы Марии, Христа, многозначительно взирающие на него из сумрака ниш вдоль стен, и понял, что главная цель религии — искупление вины, прощение людей за их слабость и несовершенство. Человеческий род оказался неспособен подняться до уровня своих возможностей, и чувство собственной вины довело бы многих до безумия, если бы они не уверовали, что Бог — будь то Иисус, Иегова, Магомет или Маркс — в отличие от них самих взирает на них благосклонно. Но Джек не нашел в этом храме умиротворения, и на душе у него не полегчало даже тогда, когда он опустил в ящик для пожертвований 20 тысяч.
Снова сев в автомобиль, он твердо решил избавиться от всех денег в багажнике, но не потому, что надеялся таким образом в какой-то мере искупить свою вину, — простое перераспределение ценностей еще не является моральным эквивалентом искупления. У него было слишком много грехов, чтобы замолить их за одну ночь. Джеку просто больше не нужны были деньги, но выбросить их в мусорный ящик он не мог, так что оставался лишь один способ избавиться от этого проклятого дерьма — раздать людям.
Он зашел еще в несколько храмов и везде, где двери были открыты, оставил деньги.
Потом он подъехал к бюро Армии спасения и всучил 40 тысяч долларов опешившему ночному сторожу.
В китайском квартале на Бейерд-стрит Джек заметил в окне второго этажа вывеску, на которой по-английски и по-китайски было написано: «СОЮЗ БОРЬБЫ ЗА ПРАВА КИТАЙСКИХ МЕНЬШИНСТВ». На первом этаже, прямо под помещением Союза, находилась аптека, где продавались лекарства, изготовленные по рецептам традиционной китайской медицины, травы и коренья. Аптека была закрыта, но в офисе Союза горел свет.