Незнакомцы
Шрифт:
Внезапно ему почудилось, что его ладони уловили слабый пульс. Он ощупал еще раз горло Толка, ища подтверждение тому, что тот жив, и нашел его: на сей раз пульс прощупывался, слабый, но довольно ровный.
— Он мертв?
Брендан поднял голову и увидел выходящего из-за прилавка хозяина кафетерия — латиноамериканца в белом переднике. Следом за ним появилась женщина, тоже в белом фартуке.
Снаружи доносился нарастающий рев сирен.
Пульсация под ладонями Брендана обретала все большую наполненность и четкость, и это было довольно странно. Уинтон потерял слишком много крови и до прибытия бригады медиков
Сирены надрывались уже где-то совсем рядом, на расстоянии одного-двух домов от кафетерия.
В разбитые окна мело снегом. Хозяин и хозяйка подошли поближе.
Онемев от пережитого потрясения, Брендан водил руками по шее и груди Уинтона, трясясь от злости на коварную злодейку-судьбу. Вид струящейся из ран крови окончательно вывел его из равновесия, и он заплакал, в бессильной ярости, от ощущения собственной слабости и бесполезности.
Уинтон Толк проглотил ком в горле и кашлянул, потом открыл глаза. В горле у него свистело и хрипело, он дышал с трудом, но уже не стонал.
Изумленный, Брендан вновь ощупал у него на шее пульс: тот был слабым, но определенно ритмичным.
— Уинтон! — что было сил закричал Брендан, перекрывая вой сирен, от которого дрожали перепонки. — Уинтон! Ты меня слышишь?
Полицейский не узнавал Брендана, он, похоже, даже не осознавал, где они и что с ним. Он кашлянул и подавился кровью и слизью.
Брендан быстро приподнял его голову и повернул ее несколько набок, чтобы мокрота и кровь свободно стекали изо рта. Дыхание раненого тотчас же улучшилось, хотя и оставалось хриплым и судорожным. Уинтон все еще находился в критическом состоянии, остро нуждаясь в срочной квалифицированной помощи, но все же он был жив.
Уинтон выжил.
Это было невероятно. Вопреки огромной потере крови, он все еще держался, в нем теплилась жизнь.
Снаружи одна за другой в последний раз взвыли и смолкли три сирены. Брендан стал громко звать Пола Армса, взволнованный надеждой на то, что Уинтона смогут спасти, и опасаясь, что врачи замешкаются на какие-то секунды и будет поздно.
— Бегите же! Приведите их сюда скорее! — крикнул он хозяину кафетерия. — Скажите, что здесь все спокойно, пусть пошевеливаются, черт бы их побрал!
Мужчина в белом фартуке не без колебаний направился к двери.
Уинтон Толк наконец отплевался и задышал легко и свободно. Брендан аккуратно положил его голову на пол. Полицейский продолжал ритмично, хотя и неглубоко, дышать.
Снаружи послышались крики и топот ног, захлопали двери.
Руки Брендана были мокрыми от крови Толка, и он непроизвольно обтер их о свое пальто. И только тогда он заметил на ладонях красные кольца — они проявились во всей своей яркости впервые за минувшие две недели. По одному пылающему кругу на каждой ладони, четкому и чуть припухшему.
После первого их появления Брендан несколько дней прикладывал к ладоням кортизоновые примочки, прописанные доктором Хитоном из больницы Святого Иосифа, но, поскольку круги вскоре исчезли и больше не появлялись, он прекратил лечение, а спустя некоторое время и вовсе забыл об этих странных отметинах. Теперь же, глядя на красные кольца на своих припухших ладонях, он словно бы сквозь вату
— Боже, сколько крови!
— Невероятно, что он жив... Две пули в груди.
— Да отойдите наконец, черт бы вас побрал!
— Плазму, срочно!
— Какая у него группа крови? Нет! Скорее несите в машину!
Брендан наконец осмотрелся: вокруг Уинтона Толка склонились несколько врачей «Скорой помощи». Они уже положили его на носилки и теперь намеревались отнести в машину. Какой-то полицейский, чертыхаясь, тащил за ноги в сторону убитого налетчика, освобождая врачам проход. Следом за носилками семенил Пол Армс.
Лужа крови, в которой лежал раненый, превратилась в озеро.
Брендан вновь взглянул на свои ладони. Кольца исчезли.
4
Лас-Вегас, Невада
Техасец в желтых блестящих штанах из полиэфирной ткани вряд ли пытался бы затащить Жоржу Монтанелла в постель, знай он, что она как раз настроена кого-нибудь кастрировать.
Хотя был полдень 24 декабря, Жоржа не чувствовала предрождественского подъема. Обычно спокойная и легкая в общении, сегодня она была крайне раздражительна и с трудом сдерживалась, разнося по казино напитки играющим в рулетку и карты. Причин тому было несколько.
Во-первых, ей опостылела такая работа. Подавать коктейли утомительно и в нормальном баре, но делать это в казино размером с футбольное поле равнозначно самоубийству: к концу смены ноги опухали в щиколотках и ныли. Неудобным было и время работы. Как можно нормально воспитывать семилетнюю дочь, если работаешь в разные смены — то по вечерам, то по ночам?
Жоржу также бесил и ее дурацкий костюм: красный лоскут с высоким вырезом на бедрах и в промежности, глубоким — на бюсте, короче говоря — нечто, непохожее даже на самый смелый купальник. Эластичный корсет стягивал талию и выпячивал грудь, а если природа и без того не обделила женщину тонкой талией и внушительным бюстом, как это и было у Жоржи, такой наряд гарантировал ей вызывающе эротический облик.
А кроме того, ей досаждали постоянными ухаживаниями боссы: каждый из них так и норовил при случае ущипнуть или отпустить сальную шутку, будучи уверенным в том, что уж если официантка решилась ради заработка натянуть на себя подобный костюм, то лечь с кем угодно в постель для нее вообще пара пустяков.
Она также не сомневалась, что фривольному обращению с ней немало способствовало уже само ее имя: Жоржа. Это было слишком круто. Мамочка, несомненно, здорово перебрала, когда трудилась над написанием ее имени — Джорджия. На слух оно воспринималось еще нормально, потому как откуда же людям знать, что это ее мамочку сподобило его так сократить, но ведь приходилось прицеплять к наряду карточку со своим именем — Жоржа, и по крайней мере с добрый десяток посетителей ежедневно высказывались по этому поводу. Имя было слишком фривольным в таком написании, что не могло не навести на мысль о легкомысленности его обладательницы. Она даже подумывала над тем, не изменить ли ей свое имя законным путем, но боялась обидеть мать. Однако, если бы парни в казино и дальше продолжали привязываться к ней на каждом шагу, она в конце концов поменяла бы свое имя на «Мать Тереза», лишь бы охладить этих неуемных жеребцов.