Незримая паутина: ОГПУ - НКВД против белой эмиграции

Прянишников Борис Витальевич

Что до меня, то я остаюсь в Брюсселе, где попробую зацепиться. Не знаю, удастся ли мне это; всё же я намерен остаться жить здесь.

Сердечный привет Николаю Владимировичу. А вам, дорогая Надежда Васильевна, приношу мою благодарность и целую ваши ручки.

Б. Солоневич или дядя Боб.

Б. Солоневич, 128, рю Прево, Брюссель 23- VIII.»

Прошло немного дней, и в письме без даты Борис писал:

«Дорогая

Надежда Васильевна! С большой радостью я узнал, что в конце сентября вы приедете с Н. В. С. в Брюссель на праздник корниловцев. При этой оказии я расскажу вам о моей неудаче с Нилой. Сердечный привет от опечаленного жениха с разбитым сердцем. Б.»

О какой женитьбе шла речь? Борис Солоневич был женат, его жена Ирина и ребенок остались в СССР. И жениховство в письме было не очень удачным камуфляжем каких-то совместных затей. Установив подозрительные стороны отношений Бориса Солоневича и Плевицкой, французское следствие не смогло точно определить, имели ли эти письма отношение к похищению генерала Миллера.

* * *

Подозревая Солоневичей в стремлении создать третий «трест», генерал Добровольский писал 14 августа Е. К. Миллеру:

«…я весьма удовлетворен статьей генерала Зинкевича, опубликованной в № 48 „Галлиполийского Вестника“ подзаголовком „Неотложная задача“, и особенно местом, в котором рассматривается возможность создания треста, который, применяя психологические методы, сможет довести до абсурда антикоммунистические настроения эмиграции».

* * *

После похищения Е. К. Миллера Иван Солоневич со всей свойственной ему энергией защищал «Внутреннюю линию» и резко осуждал НТСНП и меня за разоблачение ее деятельности.

Но, защищая Скоблина по настоятельной просьбе генерала Абрамова, уверявшего, что предательство Скоблина — вещь невозможная, Солоневич признался, что «сел в калошу». Такая, вопреки очевидности, защита Скоблина поразила многочисленных читателей и грозила подрывом его газете. Пришлось срочно оправдываться ссылкой на авторитет Абрамова и защищаться самому:

«Я совсем не стыжусь моей первой защиты Скоблина. Слишком взвинчены нервы у Зарубежья и слишком щедро кидает оно обвинения в провокации. Лично я к ним привык. Были обвинения в психологическом тресте, и ходят разговоры о том, что ген. Миллера похитили именно мы с братом».

Но то обстоятельство, что, благодаря генералу Абрамову, Иван «сел в калошу», побудило его занять открыто враждебную позицию по отношению к РОВСу. Нарастал конфликт. Отмежевавшись полностью от РОВСа и его «Внутренней линии», Солоневич пошел походом против всех генералов РОВСа. С каждым новым номером «Голоса России» тон его высказываний становился всё более резким, враждебным и злобным. От былой зависимости от «Внутренней линии» не осталось ни следа. Кстати, тому способствовала и полная материальная независимость газеты. Стремление к дальнейшим успехам и к популярности среди «штабс-капитанов» диктовало Ивану и независимую линию поведения.

* * *

Утром 3 февраля 1938 года в редакцию «Голоса России» вошел неизвестный

человек. Он принес пакет, выглядевший как связка книг, и тотчас же удалился. Взрывом спрятанной в пакете адской машины был разорван на куски секретарь Солоневича Н. П. Михайлов. Жена Ивана Тамара Владимировна была тяжело ранена и после страшных мучений скончалась в больнице. Цель покушавшегося и за ним стоявших достигнута не была — Ивана Солоневича в этот момент в комнате не оказалось.

Накануне взрыва Иван много работал и поздно лег спать. Он «проспал свою смерть» и проснулся от взрыва в своей комнате по соседству с редакцией. Вырванная из косяка дверь врезалась в стену в нескольких сантиметрах от головы Солоневича. Он уцелел, а с ним и «Голос России».

Похоронив жену, безопасности ради, Иван Солоневич уехал в Германию и оттуда продолжал редактировать газету. Его нападки на РОВС усилились, бил он по всем — правым и виноватым. И то ли в порыве саморекламы, то ли под воздействием винных паров, он заявил в № 102 «Голоса России»:

«Сейчас нелепо было бы отрицать тот факт, что в национальной части эмиграции я являюсь самой крупной величиной».

Стараниями «Внутренней линии», в лице А. А. Браунера связанной с «Общественной Безопасностью» Болгарии, после выхода № 111 «Голос России» был закрыт.

Но на текущем счету в Софии у Солоневича имелось около 100 тысяч франков и, кроме того, за переведенные на иностранные языки его книги ему причиталось еще около 500 тысяч. Имея такой капитал, через своего уполномоченного в Софии, В. К. Левашова, Солоневич получил разрешение на издание «Нашей Газеты».

Учитывая политический климат гитлеровской Германии, Иван заявил себя антисемитом. И в брошюре «Нашим друзьям» он обязался принять на себя «разработку основных положений „Белой Идеи“ в применении к условиям послесоветской России с учетом итальянского и германского опыта».

В каждом номере «Нашей Газеты» он беспощадно громил РОВС, обвиняя его в попытках задушить «Голос России». В номере 10 «Нашей Газеты» он писал:

«… Так как в этих попытках Скоблин был далеко не одинок, то совершенно позволительно спросить, в какой именно степени эта попытка отражала политику внутренней линии и в какой степени политику ОГПУ… Внутренняя линия влипла с делом Линицкого-Коморовского. Коморовского приютил болгарский РОВС. Выводы сенатора Трегубова о деле Линицкого — Коморовского не опубликованы. Выводы комиссии ген. Эрдели — просто лепет. Приказ генерала Архангельского о роспуске Внутренней линии — только канцелярская отписка. Внутренняя линия продолжает жить и действовать».

Позже, в 1950 году, Иван Солоневич написал письмо в редакцию «Нового Русского Слова», четко выразив свое отношение к ней:

«Внутрення линия должна быть вырвана с корнем. Вопрос только в том — как это сделать?»

И, вспоминая о трагичном для него 3 февраля, Солоневич, ссылаясь на сведения гестапо, писал:

«…взрыв был организован „Внутренней линией“, и главным техническим организатором был Николай Абрамов».

* * *