Незримая паутина: ОГПУ - НКВД против белой эмиграции
Шрифт:
Недовольный сообщениями Шовино, генеральный секретарь Сюртэ Насиональ Монданель командировал в Гавр инспектора Папена, показавшего суду:
— Чтобы покрыть расстояние от Парижа до Гавра, грузовику нужно около четырех часов. От Парижа до Гавра 226 километров.
— Но это сильная, восьмицилиндровая машина «Форд», она может идти со скоростью 100 километров в час, — возразил Дельгорг.
— Я не верю в этот след, — продолжал Папен. — Ведь на пароход был доставлен не ящик, а чемодан.
— Чемодан, который несли четыре человека? — недоуменно спросил
— Нет, так у нас не делается. К тому же ничего подозрительного не было ни в грузовике, ни в чемодане.
— Господин председатель, — обратился к Дельгоргу Рибе, — показания полицейских инспекторов выявили странную картину. Гаврский след явно запутан. Это сделано с ведома бывшего министра внутренних дел господина Маркса Дормуа и господина Монданеля. Прошу вызвать их в суд для дачи показаний.
Суд соглашается.
8 декабря в суде давал показания Монданель:
— Узнав о похищении генерала Миллера, я оповестил полиции соседних государств и направил инспектора Папена для дознания.
— Зачем? Ведь в Гавре был комиссар Шовино, обративший внимание на загадочное поведение советских служащих? — спросил Рибе.
— В среду 23 сентября у меня имелись записи трех телефонных сообщений от Шовино. В одной из них значилось, что грузовик прибыл в два часа дня, а в другой — между тремя и четырьмя. Поэтому я послал Папена для выяснения противоречий.
— Вы приказали Папену произвести дознание о деятельности Шовино, после чего он и был уволен?
— Нет, я дознания не производил и судьбу Шовино не решал.
— Отставленный от должности, я прибыл в Париж и разговаривал с господином Монданелем в его кабинете, — заявил Шовино.
— Не помню, чтобы Шовино был у меня после 23 сентября. Такого разговора у меня с ним не было.
— Выйдя из кабинета господина Монданеля, я встретил контролера Фурнье, шедшего с докладом к нему. Мы долго разговаривали, и Фурнье наверное помнит об этом.
— Господин Монданель, а вы не помните? — спросил Дельгорг.
— Не припоминаю.
В зале раздался громкий хохот. Монданель нахмурился, гневно глядя на публику.
— Кто ваш прямой начальник? — спросил Рибе.
— Господин Муатесьё, директор Сюртэ Насиональ.
— Он не говорил вам, что правительство собиралось послать миноносец вдогонку за «Марией Ульяновой»? — продолжал Рибе.
— Нет, не говорил.
— Известно ли вам, что «Мария Ульянова» обычно проходила через Кильский канал? Почему вы не просили немецкие власти произвести обыск на пароходе?
— Не было смысла. Не будучи уверенными в том, что тело Миллера на ее борту, мы не могли обращаться к немецким властям. А гаврский след уверенности не давал.
— А, вы вообще ничего не знали про Кильский канал! Не добившись от вас сведений, семь месяцев спустя, мы непосредственно обратились в немецкое посольство. И от немцев узнали, что «Мария
Монданель молча пожал плечами.
— Почему был уволен Шовино? — спросил Филоненко.
— Не знаю, — ответил Монданель.
— А розыски агентов ГПУ во Франции — в вашем ведении? — спросил Рибе. И огласив длинный список агентов, с указанием их тайных явок и совершенных ими преступлений, Рибе спросил:
— Знали ли вы об этом? Приняли ли меры? Ведь эти люди продолжают жить во Франции.
— Не имею понятия.
— Тогда прошу вас, от моего имени, доложить об этом министру внутренних дел.
9 декабря технический эксперт Эрар отвечал на вопросы.
— Как велика разница в скоростях грузовика и легковой машины? — спросил четвертый присяжный.
— Это зависит от веса шасси и кузова. Восьмицилиндровый грузовик Форда, мощностью в 21 лошадиную силу, может развивать скорость до 125 километров в час.
— Сколько времени нужно такому грузовику для пробега из Парижа в Гавр? — спросил Рибе.
— Два с половиной часа в сухую погоду и по хорошей дороге.
— Выехав с бульвара Монморанси в час дня, мог грузовик поспеть в Гавр к 3 часам 30 минутам?
— Вполне.
Обращаясь к суду, мэтр Рибе заявил в тот же день:
— Я утверждаю, что 23 сентября 1937 года, когда газеты сообщили об исчезновении генерала Миллера, полпред Потемкин был приглашен к председателю совета министров. Глава правительства посоветовал Потемкину предложить Москве немедленно вернуть «Марию Ульянову» во Францию. Вскоре Маркс Дормуа сообщил главе правительства по телефону, что советский грузовик прибыл в Гавр в два часа дня и, следовательно, этот след нельзя считать серьезным. Поэтому правительство отказалось от мысли вернуть советский пароход или нагнать его с помощью миноносца. Только к вечеру того дня выяснилось, что грузовик прибыл не в два часа, а между тремя и четырьмя часами. Но было уже поздно. Почему так случилось? А из достоверного источника мне известно, что, выйдя из кабинета главы правительства, Потемкин посетил своего друга, Венсена Ориоля, хранителя печати. После их разговора Маркс Дормуа сообщил главе правительства по телефону о раннем прибытии грузовика в Гавр. Для выяснения этого вопроса я считаю совершенно необходимым допросить господина Маркса Дормуа.
На следующий день Маркс Дормуа явился в суд и вручил Дельгоргу письмо с отказом от дачи показаний:
«…я ничего не знаю по делу, которое слушается в суде присяжных. Кроме того, я считаю невозможным давать объяснения о действиях правительства; если нужно, то отчитываться я могу только перед парламентом и избирательным корпусом… Справедливо гордящаяся своей независимостью, судебная власть не будет упрекать меня за это».
— Об отказе господина Маркса Дормуа можно и не жалеть. Вряд ли его показания могли быть интересными, — сказал прокурор Флаш.