Незримые твари

Паланик Чак

А Сэт спрашивает:

– Так о чем ты там?..

– В книге "Мисс Рона", авторские права 1974-го года, - продолжает Брэнди.
– Рона Бэррет, у которой в девять лет были груди ненормальных размеров - она хотела отрезать их ножницами - говорит нам в прологе своей книги, что видит себя вроде вскрытого животного, с видимыми дрожащими и блестящими жизненными органами, ну, понятно: вроде печени или толстой кишки. Вроде таких демонстрационных образцов, где все течет и пульсирует. Так вот, она могла бы ждать, что кто-то ее зашьет, но ей известно,

что никто не станет этого делать. Поэтому ей приходится взять иголку с ниткой и наглухо зашивать себя самой.

– Гадость какая, - говорит Сэт.

– Мисс Рона не видит здесь никакой гадости, - возражает Брэнди.
– Мисс Рона говорит, что единственный способ отыскать истинное счастье - риск быть полностью вскрытой.

Стаями самопоглощенных местных птичек, похоже, владеет навязчивое желание разыскивать пищу и подбирать ее клювами.

Брэнди поворачивает зеркало заднего обзора, пока не ловит в нем мое отражение, и зовет:

– Бубба-Джоан, солнышко?

Судя по всему, местным птичкам приходится строить самодельные гнезда из одних только подручных средств. Маленькие веточки и листья они будто просто сваливают в кучу.

– Бубба-Джоан, - повторяет Брэнди Элекзендер.
– Почему бы тебе не открыть нам свою историю?

Сэт говорит:

– Помнишь тот случай в Миссуле, когда принцесса была так близка к вскрытию; когда она съела свечи "Небалино" в золотистой фольге, потому что думала, что это "Альмонд Рока"? Расскажи о собственных полукоматозных СПП.

Сосновые деревья производят сосновые шишки. Белки и остальные млекопитающие всех полов проводят день за днем, пытаясь трахнуться. Или давая рождение новой жизни. Или пожирая молодняк.

Брэнди зовет:

– Сэт, солнышко?

– Да, мама?

Ничто так не напоминает понос, как то, чем гордые орлы кормят птенцов.

Брэнди спрашивает:

– Вот почему тебе обязательно нужно совратить все живое, на что ты натыкаешься?

Еще один рекламный щит:

"НУББИ" - ЭТО ЗНАК: ВЫНУЖДЕНАЯ ОСТАНОВКА, ЧТОБЫ ПОПРОБОВАТЬ ВКУСНЫЕ-ПРЕВКУСНЫЕ КУРИНЫЕ КРЫЛЫШКИ".

Еще один рекламный щит:

"МОЛОЧНЫЙ УКУС" - ЖЕВАТЕЛЬНАЯ РЕЗИНКА

СО ВКУСОМ ВСЕЙ НИЗКОКАЛОРИЙНОЙ РОСКОШИ НАСТОЯЩЕГО СЫРА".

Сэт хихикает. Сэт краснеет и накручивает на палец прядь своих волос. Говорит:

– С твоих слов я получаюсь таким сексуально озабоченным.

Боже упаси. В его окружении я чувствую такую кабанью тупость.

– Эх, малыш, - вздыхает Брэнди.
– Ведь ты не помнишь и половины всех, с кем был, - она продолжает.
– Да я и сама хотела бы забыть такие вещи.

Сэт говорит, обращаясь к моей груди в зеркале заднего обзора:

– Единственная причина, по которой мы спрашиваем других людей, как они провели выходные - это чтобы рассказать им, как выходные провели мы сами.

Думаю, еще пара-другая деньков

на повышенной дозе измельченного прогестерона, - и у Сэта выскочит милая пара собственных грудей. Мне хочется также наблюдать побочные эффекты, включая тошноту, рвоту, подъем желчи, мигрень, спазмы желудка и головокружение. Можно было бы попытаться припомнить точные уровни токсичности, но кому оно надо.

Мимо проплывает знак, гласящий: "Сиэтл, 130 миль".

– Итак, давайте же увидим все эти блестящие и дрожащие внутренности, Бубба-Джоан, - командует Брэнди Элекзендер, Бог и мать всех нас.
– Расскажите нам гадостную личную историю.

Говорит:

– Вскрой себя полностью. Зашей себя наглухо, - и передает мне на заднее сиденье дощечку для записей с карандашом для ресниц "Темносиние Грезы".

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Перенесемся назад, в последний День Благодарения перед происшествием, когда я иду домой поужинать с предками. Лицо у меня пока что на месте, поэтому я еще не была в такой конфронтации с твердой пищей. Обеденный стол полностью покрывает скатерть, которой я не припоминаю: по-настоящему хорошее синее камчатное полотно с тесьмой по краю. Я не ожидала, что моя мама способна купить такое, поэтому спросила: это кто-то ей подарил?

Мама как раз подтянулась к столу, развязывая синий камчатный фартук, и все блюда дышат паром между нами: ею, мной и папой. Батат под слоем зефира. Большая румяная индейка. Булки под стеганым чехлом, сшитым под курочку. Чтобы достать булочку, нужно поднять крыло. И хрустальная вазочка со сладкими пикулями и сельдереем, приправленными арахисовым маслом.

– Что подарил?
– спрашивает мама.

"Новую скатерть. Она очень милая".

Отец вздыхает и погружает нож в индейку.

– Сначала это была не скатерть, - говорит мама.
– Нам с твоим отцом пришлось довольно серьезно отступиться от изначальной затеи.

Нож погружается снова и снова, и отец берется расчленять наш ужин.

Мама спрашивает:

– Слышала что-нибудь о покрывале для памятника жертвам СПИДа?

Переключимся на то, насколько я ненавижу моего братца в этот момент.

– Эту ткань я купила, потому что думала, что из нее выйдет хорошая полоса для Шейна, - рассказывает мама.
– Но вот возникла у нас трудность с тем, что на ней вышить.

Дайте мне амнезию.

Вспышка!

Дайте мне новых родителей.

Вспышка!

– Твоя мать не хотела никому наступать на мозоль, - рассказывает папа. Он откручивает индюшачью ножку и начинает скоблить мясо на тарелку.
– В голубых делах надо быть очень осторожным, потому что все у них чего-нибудь да значит на секретном коде. Ну, то есть нам не хотелось, чтобы люди не то подумали.

Мама наклоняется, чтобы зачерпнуть сладкого картофеля и положить мне в тарелку, со словами: