Незримый гений
Шрифт:
— Знаешь… я все еще храню эту обезьянку… — в конце концов сказал он, высвободил свою руку из ее и встал. Повернувшись, Эрик быстро подошел к органу и поднял лежащую там маску. Надев свой «щит», он, кажется, тайком выдохнул. — А теперь я действительно должен положить тебя обратно в постель…
Еще до того, как эти слова отзвенели в воздухе, они оба сообразили, насколько двусмысленно прозвучало это простое заявление. Брилл вопросительно приподняла бровь, и Эрик сконфуженно покраснел.
— Э… вернее… я имел в виду, что тебе по-прежнему необходим отдых… и… хм… — Пока он выдавливал это бессвязное неловкое объяснение, его взгляд блуждал сверху вниз по обнаженным плечам Брилл
Почувствовав, что под внезапно одеревеневшим выражением его лица происходит какая-то колоссальная битва, Брилл не стала использовать это к своей выгоде. «Сейчас не время играть на его слабостях… слишком много всего случилось… но я не сдамся».
— Я знаю, что ты имел в виду, — наконец сказала она добродушно, чтобы облегчить его неловкость. «Насколько это, наверное, странно для него. Он ведь так привык быть тут один…»
Молча кивнув на это, Эрик подошел к ней, помог подняться и проводил по коридору в ее комнату.
— В шкафу должна быть одежда, — сказал он, отводя глаза, пока Брилл забиралась обратно на кровать.
— Спасибо тебе… — со вздохом сказала та, опускаясь на подушки. «Кажется, я устала сильнее, чем думала». Закрыв глаза, она почувствовала, как Эрик укрыл одеялом ее измотанное тело. — Не давай мне чересчур долго спать… — невнятно сказала Брилл, уже соскальзывая в сон и не слыша, сказал ли Эрик что-нибудь в ответ.
*
Пять дней спустя Брилл с удобством сидела в кресле в главной комнате Эрикова подземного дома, держа в руках книгу. На следующий день после того, как она очнулась, Эрик отважился пробраться в библиотеку, принеся оттуда более десятка томов, которые, по его мнению, могли бы ее заинтересовать. Но после дней, наполненных отдыхом и исключительно умеренной активностью, Брилл могла честно сказать, что ее уже тошнит от этого, что она устала пялиться в книжки, и даже беседы с Эриком приняли сдержанный характер. Казалось, что последнее время он был рядом с ней необычайно осторожен, его предусмотрительность и бесконечная доброта создали между ними странно наэлектризованное напряжение. В одно мгновение он расточал ей нежное внимание, а в следующее прятал его за свежевозведенными стенами, едва не сводя Брилл с ума этой непоследовательностью. Иногда это настолько выводило ее из себя, что она жаждала просто схватить Эрика и сорвать с него всю одежду — хотя подобный поступок был бы совершенно неподобающим. «И отправил бы меня в ад в ручной корзинке… о чем я только думаю?» Поэтому они ежедневно кружили друг вокруг друга, напряженные и настороженные, как парочка незнакомых котов в переулке.
Взглянув поверх книги на оного Эрика, Брилл, прищурившись, изучала его спину. «Я понимаю, он пережил огромное волнение… то есть он оттащил меня от края смерти… но я не могу не ощущать легкую потерю теперь, когда он замкнулся в себе». Словно почувствовав ее испытующий взгляд, Эрик развернулся на стоявшей у органа скамейке и улыбнулся ей. Устыдившись того, что ее застукали за разглядыванием, Брилл вновь спряталась за книгу; в ее животе заискрилось возбужденное покалывание. «Господи… этот мужчина способен превратить меня в лужицу одним чертовым взглядом».
— Тебе что-нибудь нужно? — вежливо спросил Эрик.
— Нет, мне ничего не нужно, — с раздраженным вздохом сказала Брилл. Кивнув на ее ответ, Эрик снова повернулся к ней спиной, вернувшись к карябанию на лежащем на органе листке бумаги. Глядя ему в спину, Брилл ощутила,
— Пишу…
— Да, это я вижу! Что ты пишешь? — Опустив перо, Эрик вновь развернулся и посмотрел на нее. На миг Брилл почудилось, что она увидела мелькнувшую в его глазах и сразу же подавленную сильную эмоцию. При виде этого по ее позвоночнику вверх пробежала дрожь, заставив действительно остро ощутить каждый дюйм своего тела.
Откашлявшись, Эрик поднял верхний листок и подул на него, чтобы высушить чернила.
— Я просто записываю несколько мелодий, которые вертятся у меня в голосе.
Выпрямившись, Брилл отложила книгу в сторону.
— Почему ты ни одной не играешь?
— Я не хотел докучать тебе.
— Это нелепо. Ты знаешь, что мне всегда нравилось слушать, как ты играешь.
Неуютно поежившись, Эрик отвел взгляд.
— Я думал, ты могла привыкнуть к тишине… кроме того… не всякая музыка подходит для того, чтобы исполнять ее в любое время.
Закатив глаза, Брилл поднялась и прошла по комнате. Отгоняющим жестом она вынудила Эрика подвинуться на скамейке и уселась рядом с ним.
— Не будь таким вредным, Эрик… Я с ума схожу от всей этой тишины. Думаю, немного музыки могло бы мне помочь. Сыграешь что-нибудь для меня?
Зыркнув волком, тот отодвинулся от нее подальше, с чрезмерным тщанием следя за тем, чтобы их тела разделял по меньшей мере дюйм пространства.
— Не думаю…
Положив руку Эрику на локоть, Брилл сверкнула торжествующей улыбкой:
— Пожалуйста… сыграй что-нибудь. Я стану умолять, если хочешь.
Широко распахнув глаза и отвесив челюсть, Эрик глянул сперва на ее руку на своем локте, затем снова на ее лицо — где мгновенно залип на ее улыбающемся рте, и у него перехватило дыхание. Рассеянно кивнув, по-прежнему не отводя взгляда от ее губ, Эрик с трудом сглотнул.
— Ну хорошо же… Полагаю, это… э… никому не навредит.
Пойманная в обернувшиеся вокруг нее цепи его глаз, Брилл шевельнулась на скамеечке, неосознанно придвигаясь к нему. Ее разум опустел, а лицо запылало ярко-розовым. На миг она уверилась, что умрет, если Эрик не наклонится и не поцелует ее, положив конец этой невыносимой пытке ожидания и незнания. Но в итоге тот ничего не сделал, и момент прошел, оставив Брилл дрожащей и разочарованной.
Разрывая обжигающее прикосновение своего взгляда, Эрик опустил глаза на клавиши и занес над ними подрагивающие руки. Он опустил пальцы, чтобы слегка неровно ударить по первой клавише, но, по мере того как стал чувствовать себя более уверенно, принялся извлекать ноты из органа ласкающими движениями, словно тот был его возлюбленной — медленно, даже нежно. Брилл уже видела это прикосновение раньше, когда Эрик гладил лошадей в стойлах, спокойно убеждая подчиниться ему. Наблюдение за его игрой лишь напомнило ей о том, как эти длинные, изящные руки могли бы ощущаться на ее собственном теле.
Эрик исполнял какую-то скучную мелодию, что-то легкое, но, несмотря на это, чем дольше он извлекал песню из инструмента — как фокусник, извлекающий кролика из шляпы, — тем сильнее Брилл начинала ощущать ревущую глубоко во внутренностях страсть. «Просто быть рядом с ним… жить здесь с ним… Боже, я не могу этого вынести! — Спустя всего лишь несколько минут игры Брилл выбросила руку и положила поверх руки Эрика, отчаянно стремясь остановить эти великолепные пальцы, ощущая наводняющее разум опасное желание. — Я больше не в силах это выносить… Я так сильно люблю его, что иногда думаю, что могу умереть от этого».